— Ох, Марьюшка, ох, уважила, — нежно прошептал он, лаская бутыль. — И закусочку не забыла...
Он разломил каравай и с удивлением уставился на выпавшую оттуда грамотку.
— Неспроста, — прошептал дурак. — Или спроста? Хорошо, что я азбуке обучен.
Развернув бересту, Иван прочел:
«Миленочек! Сразу два горя у меня. Дядька Черномор в ванне утонул, а тебя пес В. в тюрьму засадил. Первому горю не помочь, а со вторым справимся.
В караване спрятаны вещи хитромудрые, что бежать тебе помогут. Во-первах — пилка-самопилка, во-вторых — лесенка-чудесенка, а в третьих — лом-самолом. И еще — кепка-невидимка. Дружок твой, Емеля, с ейной помощью гнева княжеского избег, у меня под кроватью спрятался. Друг твой — такой затейник, за тебя горой стоит.
Да учти, милый, вещам мудреным надо в стихах приказывать, иначе не понимают. Ты уж постарайся. Как убежишь, приходи ко мне. Твоя М.»
Заинтригованный Иван растребушил каравай и нашел: маленькую пилку, вроде тех, какими модницы ноготки полируют, изящный медный ломик в кожаном чехле и маленькую бамбуковую лесенку. Кепку-невидимку, как не искал, найти не смог. Видать уж больно невидима была.
Бережно подобрав и съев все хлебные крошки, не от голода, а от высоких моральных устоев, Иван задумался. Как же пустить в дело хитрую снасть. И как ей приказывать?
Но не зря Иван-дурак с боянами общался. Смекнул, что любой дурак может сладко петь, коль нужда заставит. Откашлявшись, Иван приказал:
Ну-ка, пилка-самопилка,
Что моя прислала милка!
Пилка встрепенулась.
Из неволи выручай,
Дырку быстро проточай!
Презрительно фыркнув, пилка улеглась на место. Видать, не те слова дурак сказал. Но Иван не сдавался:
Пилка, встань передо мной
Словно лист перед травой!
Встала.
Проточи-ка стену, пилка,
Чтоб остались лишь опилки!
Пилка метнулась к стене темницы и с визгом принялась ее распиливать. Летело каменное крошево, дурак на радостях бил в ладоши. Наконец, в стене образовалась порядочная дыра, в которую Иван и протиснулся.
— Ну, хорошо, — озадаченно сказал он, оглядевшись. — И что же я буду делать в соседней камере?
Иван действительно попал в соседнюю камеру. Темно в ней было, хоть глаз выколи. Ох, точнее надо было указывать пилке задание! А она, тем временем, не унималась, а все точила и точила камень. Видать, пока все не разгрызет, как приказано, в опилки, не остановится.
— Дурак я, дурак... — простонал Иван.
— Иванушка! — прогремел троекратный вопль, и из темных углов бросились к нему друзья — Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович! Они-то и сидели в соседней камере!
С ног до головы в цепях тяжелых, богатыри радостно били Ивана оковами по голове, а Добрыня приговаривал: