А в это время из окна одного из домов за сражением наблюдал незнакомец в черном, чье имя пока останется для нас загадкой. Черная ряса зловеще колыхалась вокруг его тощего тела.
— Алена, — сказал незнакомец, обращаясь к кому-то в соседней комнате, — эти молодцы на площади мне кажутся подозрительными.
— Да когда ж ты от людей добрых отстанешь, Гапон! — раздался в ответ низкий и мрачный женский голос.
Словно не слыша в голосе женщины раздражения, Гапон добавил:
— Тот, чернявый, сразу видно — дурак. А дураки опасны... Того ж, на печи, пожалуй можно будет использовать...
Однако вернемся к нашему герою.
Расправившись с дровами и потирая многочисленные синяки, Иван приблизился к перепуганному Емеле.
— Познакомься-ка с моей левой рученькой! — крикнул Иван и отвесил Емеле оплеуху.
Емеля охнул.
— Познакомься-ка и с правой рученькой! — продолжил Иван.
Емеля ахнул. Потер горящие как огонь щеки и удивленно констатировал:
— Левая рука у тебя покрепче будет. Левша что ли?
— Левша, — смущенно признался Иван. — Переученный, правда...
— Так и я левша!
Недавние враги потупились.
— Ну что, разойдемся, что ли?.. — предложил Иван.
— А может сперва поужинаем, богатырь? — предложил Емеля.
Польщенный Иван улыбнулся.
— А с поленьями ты лихо управлялся, — признал он. — Я уж думал — не сдюжу!
Емеля зарделся.
— Я трактир один знаю, — начал он. — Медовуха там знатная...
— Медовуху я люблю.
Не сговариваясь, Иван с Емелей собрали с земли щепки и запихали их в печь. Потом Емеля взобрался на лежанку, Иван — на коня, и новоиспеченные друзья неспешно двинулись к трактиру.
— Я печи-то люблю, — смущенно признался Иван. — С малых лет на загнетке валялся. Зола теплая, сажа мягкая... Мамка парным молочком поит. Лепота! Одна беда — отмыться толком не могу. Зола аж до костей въелась.
— Ничего, — махнул рукой Емеля. — Сходим как-нибудь в баньку, отскребем...
— А ты зачем в стольный град пожаловал? — поинтересовался Иван. — В богатыри?
— Не, куда мне в богатыри-то... — Емеля склонился с печи и прошептал Ивану на ухо: — Любовь у меня. Царевну полюбил.
— Какую?
— Несмеяну, дочку Владимирову. Вот рассмешу ее да и получу в жены. Еще и полцарства обещают.
— А как рассмешишь?
Емеля потупился.
— Да... Есть у меня одна примочка... Справлюсь.
За разговором и не заметили, как до трактира добрались. Народ на улицах дивился, но охальничать не спешил. Видать булава Иванова производила хорошее впечатление на заносчивых киевлян.
У трактира Иван слез с коня, бросил поводья подбежавшему мальчишке-половому и велел:
— Задашь меру овса, да протрешь досуха. Не ленись, а то обижу.