– То есть ты о нем вообще не думаешь, – констатировал одноглазый. – Напрасно, Гамид, напрасно. Оставь в покое его вероисповедание, в данный момент оно ни при чем. Ты отличный воин, Гамид, но, я вижу, так и не научился разбираться в людях. Согласен, мистер Рэмси чист перед нами в своих поступках. Но помыслы его никогда не были чисты. Ты не наблюдал за ним во время нашей беседы, а зря. Я сделал это за тебя, и знаешь, что я тебе скажу? Он хочет нас покинуть и уже обдумывает, как сделать это с максимальной выгодой для себя. Мистер Рэмси наделен душой крысы, и сейчас ему кажется, что настало время покинуть тонущий корабль. Он решил, что следующим, на кого выйдет этот француз, будет он. Кстати, я тоже так считаю. Поэтому, Гамид, внимательно наблюдая за казначеем, ты рано или поздно получишь отличную возможность прибрать к рукам нашего ловкого приятеля, который меняет имена как перчатки и умеет добиваться откровенности даже от самых неразговорчивых людей. К тому же, когда они наконец встретятся – а я думаю, что это случится в ближайшее время, – ты получишь отличный повод избавиться заодно и от крысы, замыслившей предательство.
– Этот Рэмси мне никогда не нравился, – проворчал Гамид.
– Я знаю, что ты предпочитаешь женщин. Но твои предпочтения не имеют отношения к делу. Мистер Рэмси был для нас полезным, а теперь перестал являться таковым – вот все, что имеет значение, Гамид. Ты хорошо меня понял?
– Да, – медленно произнес Гамид, – я понял вас очень хорошо.
Выйдя из дому, Закир Рашид не стал садиться за руль, а решил немного пройтись пешком. За ночь заметно похолодало, голова у Рашида кружилась от свежего морозного воздуха. Разумеется, назвать лондонский воздух чистым можно было лишь условно. Пожар на нефтяном терминале Бансфилд уже потушили, но ветерок, которым тянуло вдоль улицы, все еще ощутимо отдавал бензиновой гарью, а низкие облака имели чересчур темный, насыщенный, дымный оттенок. Они выглядели закопченными, как кирпичная стена, возле которой кто-то разводил костер, и смотреть на них было неприятно.
Пройдя мимо здания клуба и кивнув торчавшему в дверях с сигаретой знакомому охраннику, Рашид сверился с часами и углубился в мусульманский квартал. Ледяной зимний ветер играл волосами на его непокрытой голове и с громким шорохом гонял по мостовой мелкий бумажный мусор. До самых глаз закутанные платками женщины в бесформенных темных платьях до пят и по-европейски ярких зимних куртках спешили за покупками, изредка окидывая монументальную фигуру Рашида быстрым взглядом темных, как переспелые вишни, глаз. Витрины лавок и магазинов пестрели разноцветными гирляндами и объявлениями о рождественских скидках. Видеть эти приготовления к христианскому празднику посреди мусульманского квартала было немного странно, приготовления эти служили явным признаком смешения культур, однако Рашиду сейчас было не до социально-этнографических исследований. У него имелась ясная, простая цель, и он двигался прямиком к ней, не отвлекаясь на посторонние предметы и вообще ни о чем не думая, как покинувший ствол артиллерийского орудия снаряд.