С зеркала заднего обзора свисали четки, подаренные Рашиду женой в те далекие счастливые времена, когда и она, и дочери еще были живы и здоровы; из приоткрытой пепельницы под приборным щитком торчал изжеванный окурок сигары, которую Рашид курил пару дней назад, а из-под крышки перчаточного отделения высовывался уголок карты, купленной им недавно, чтобы не заблудиться на улицах Лондона. Да, это точно была его машина, вот только Рашид никак не мог сообразить, каким образом он тут очутился.
И кстати, где это – тут?
С трудом ворочая глазными яблоками, он огляделся по сторонам. Оказалось, что его "фиат" стоит на стоянке перед супермаркетом. Стоянка была набита битком, между машинами сновали лондонцы с тележками, доверху нагруженными фирменными пакетами, откуда буйно выпирала всевозможная снедь, – город готовился к празднику, набивая холодильники и кладовые продуктами. При одной мысли о еде к горлу подкатила тошнота; голода Рашид явно не испытывал, и ему оставалось только гадать, каким ветром в таком случае, его сюда занесло.
И с чего это ему вздумалось спать за рулем, да еще средь бела дня, и не где-нибудь, а на стоянке перед супермаркетом?
Рашид посмотрел на часы, вмонтированные в приборную панель. Если часы не врали – а он уже давно не снимал клеммы с аккумулятора, – до конца дневной тренировки в клубе оставалось еще около десяти минут. Следовательно, Рашид сейчас должен был находиться в зале, а никак не здесь.
Двигатель не работал, в салоне было холодно, а это означало, что машина стоит перед супермаркетом уже в течение некоторого времени. Сколько именно времени прошло, Рашид не представлял, и как его сюда занесло, по-прежнему было непонятно. Скорее всего разобраться в обстановке ему мешала головная боль. Наверное, он куда-то ехал и, почувствовав себя плохо, свернул на эту стоянку, а потом потерял сознание...
Турок решил, что выяснит это позже. Сначала надо было убраться отсюда, а уж потом выяснять, как сюда попал.
Рашид протянул руку...
И обнаружил, что не может ею пошевелить. Рука не слушалась; вторая рука не слушалась тоже, как и обе ноги. Он вообще не чувствовал своего тела; все, что он мог, так это слегка пошевелить кончиками пальцев и немного повернуть раскалывающуюся от нестерпимой боли голову.
Поначалу он решил, что это какая-то глупая шутка. Предположение было дикое, нелепое, но другого объяснения Рашид не находил.
С трудом наклонив голову вперед, он осмотрел себя. Его руки лежали на коленях, как парочка посторонних предметов. Они ничем не были связаны, а значит, никакой шуткой тут даже не пахло.