Мои посмертные приключения (Вознесенская) - страница 98

– Определенно нет. Я ощущаю себя жительницей Западной Европы. Россия – это что-то далекое и чужое, какие-то неприятные ассоциации у меня с этим связаны.

– А какой вам запомнился пейзаж из прошлой жизни?

Я закрыла глаза, припоминая.

– Пейзаж… Знаете, мне тоже вспоминается серое море в дюнах.

– Значит, Прибалтика! Или Северная Германия! Мы с вами встречались на берегах Балтийского или Северного моря. И откройте, пожалуйста, глаза. Мне так нравится смотреть в них. Вам кто-нибудь говорил, что у вас необыкновенные фиалковые глаза?

Так он просто изысканный курортный ловелас, если не жиголо.

– Да будет вам! – я рассердилась и нарочно поглядела на него карими глазами.

– Зачем вы это сделали? Пожалуйста, вер нитесебе естественный цвет глаз!

Как он меня утомил! Естественный цвет глаз… А почему бы и не все остальное? Ну что ж, это будет даже забавно.

Я повернулась лицом к стойке бара, чтобы увидеть отражение своего лица, когда оно изменится, и сосредоточилась, прикрыв глаза. Когда я их открыла, я увидела в зеркале изможденное безгубое лицо старухи с воспаленными блекло-серыми глазами и седыми космами, висящими вдоль провалившихся щек.

– Это ты! Я нашел тебя!

Я обернулась к моему собеседнику. Он глядел на меня счастливыми глазами.

– Ты меня не узнаешь? Это же я, я! Ты звала меня Лопоухим!.. Смотри!

Он на миг закрыл глаза. Лицо его исказилось, поплыло, а потом превратилось в обтянутый пергаментной кожей череп с огромными торчащими ушами. Он открыл свои глупые зенки, и из них градом посыпались слезы.

– Лопоухенький! Чудище мое бесценное!

Где же тебя носило?

Мы вскочили, роняя стулья, и бросились в объятия друг друга.

Мы поселились в белой вилле на холме, неподалеку от моря, и больше друг с другом не расставались.

Днем мы бродили по городу, гуляли в парках, ходили на пляж. Облики спортивного красавчика и холеной леди мы сбросили с себя, как надоевшие карнавальные костюмы, и ходили по городским улицам в своем подлинном виде, похожие на двух старичков, сбежавших из приюта. На нас с удивлением посматривали прохожие, а некоторые откровенно смеялись и указывали на нас пальцем. В городе, где каждый мог принять любую внешность и менять ее так же легко, как меняет туалеты кинозвезда, такое не носили. Но прежий облик был нам дорог еще и потому, что вместе с ним к нам вернулась память.

– Ты очень красивая! – по десяти раз на день говорил мне Лопоухий, и его лягушачий рот умильно растягивался до ушей, а глаза сияли, как звезды. И мне была привычна и дорога каждая складочка на его нелепых ушах.