– Разве так важно, кто я на самом деле?
– Важно, что я этого не знала. Что вы солгали мне, назвав свое имя, рассказывая о Женеве, и не объяснили, зачем понадобилась эта ложь.
Боль, прозвучавшая в ее голосе, подействовала на него сильнее, чем сами слова.
– Я не лгал. Когда я служил на флоте, то носил имя Морган Прайс. Многим флотским офицерам я до сих пор известен под этим именем.
– Но почему вы взяли другое имя?
– Это длинная история, Клара, сразу всего не расскажешь.
– Изложите краткую версию, – настаивала она. Морган вздохнул и стал рассказывать:
– Мы с братом росли отдельно. Вскоре после нашего рождения мать оставила отца, увезла меня в Женеву и дала мне свою фамилию. Перед смертью обратилась к моему дяде Ллуэлину. Дядя Лу приехал и забрал меня. Мне тогда было тринадцать. Себастьян ничего обо мне не знал, дядя и барон просили меня держать все в секрете, чтобы не усложнять ситуацию.
– Не усложнять для кого? – едва слышно спросила Клара.
Сострадание на ее лице застало Моргана врасплох. Он сжал ее руку:
– Я не возражал, cherie. Я понимал. Барон и мой дядя были озабочены наследованием титула. Мать заверила их, что Себастьян был старшим, но они считали, что лучше держать нас отдельно, пока он не унаследует титул. Они отдали меня в школу, а когда я подрос, употребили свое влияние, чтобы я начал службу на флоте гардемарином. Меня представили воспитанником барона. Обо мне позаботились. Мне не в чем их упрекнуть.
– Но вас лишили общества брата.
Морган отвел глаза. Она читала его мысли, и это не могло не встревожить.
– Сейчас у меня есть брат, и это главное. После смерти барона я не видел смысла хранить секрет и отыскал Себастьяна. Он настоял, чтобы я занял свое место в семействе и принял имя, принадлежавшее мне по рождению. Вот почему вначале я был Морганом Прайсом, а потом стал Морганом Блейкли. Так что напрасно вы меня обвинили во лжи. Я просто кое о чем умолчал...
Она подняла бровь:
– Вот именно. Например, о том, что вы были шпионом. Что некоторое время находились среди пиратов. Что...
– Это Рейвнзвуд рассказал вам о пиратах?
– Только потому, что я спросила его об этом. Больше он ничего не сказал.
– Но вы провели с ним довольно много времени. Клара игриво улыбнулась:
– Не отрицаю.
Этот разговор был Моргану неприятен. Ему не понравилось, как держится Клара. И вдруг он понял, что это не что иное, как ревность.
Ревность, о Боже! Чувство, совершенно ему незнакомое.
– О чем же вы говорили, оставшись вдвоем на балконе?
– Это касается только меня и лорда Рейвнзвуда, разве не так?
– Тогда я спрошу его самого.