Пятое название, Валуфорос, должно отражать имеющуюся при пороге большую заводь, как и поясняет Константин. То же значит и славянское название (Вулнипраг – «Вольный порог»). Норманисты толкуют первую основу от Baru – «волна», а вторую от fosr – «водопад». Но эта этимология явно не соответствует словам византийского императора. А общеиранское varu – «широкий», fors – порог, что точно соответствует комментарию источника.
Шестой порог русы именовали Леанти, а славяне Веручи, что должно обозначать «кипение воды» (то есть в отношении к порогу – очень быстрое движение). Скандинавоманы удовлетворительную версию предложить не могут. В осетинском же lejun – «бежать». Это соответствует значению, указанному в византийском сочинении.
Наконец, седьмое название, по словам Константина, должно переводиться как «малый порог». Здесь также отсутствует норманнская этимология. В североиранских языках Sturkon – «небольшой»[476].
Все эти данные не только прекрасно согласуются с иранским происхождением русов. Чтобы появились такие устоявшиеся названия порогов, их авторы должны либо жить вблизи их, либо постоянно ими пользоваться. Причем говорить эти люди должны были не на славянском языке. Путь по Днепру, описанный у Константина, заработал лишь в конце IX – началу Х в. Русы, оставшиеся в Киеве, к этому времени уже ассимилировались славянами, о чем ясно говорят археологические данные. Так что в византийском источнике речь идет, скорее всего, о тех, кто жил в Северном Причерноморье и еще не забыл родную речь.
Наследие Русского каганата в договорах Олега и Игоря
Древнерусское государство и восточнославянское общество долго еще сохраняли связи и традиции, оставшиеся от сармато-аланских русов. Относится к ним и связь с Причерноморьем, которое до начала XI в. не несет следов присутствия славян, но почему-то и в Х в. признается сферой интересов русских князей.
Много ценной информации сохранилось в договорах киевских князей Олега и Игоря с Византией 911 и 944 гг. Договоры были заключены после походов князей на Константинополь, удачного для Олега (знаменитый щит на вратах Царь-града) и провального для его воспитанника. Оба договора были вставлены в Повесть временных лет одним из летописцев начала XII в. Новгородские летописи, которые использовали киевское летописание только до 1115 г., договоров не знают. Русские оригиналы сохранились плохо, и договор 944 г. пришлось переводить с греческого и вписывать по двум вариантам – русскому и византийскому. Ценно то, что это подлинные, не отредактированные кем-то в свою пользу документы. По ним можно делать выводы о составе правящего слоя – «рода русского» в первой половине Х в., о его политических интересах. К сожалению, другие данные Начальной летописи об этом времени не раз исправлены, полны противоречий и не заслуживают подобного доверия. Например, о кончине князя Олега в летописи сохранились три версии: могила на Щековице в Киеве, могила в Ладоге и смерть от укуса змеи «за морем».