Матушка на меня не сердилась. Она сказала мне, что для этого я слишком долго отсутствовала:
– Так долго сердиться я не умею. Но епитимью я на тебя, Санечка, все-таки наложу! В воскресенье после обеда соберем всех в трапезной, и ты расскажешь нам про все свои хождения по мытарствам. А то я смотрю, мать Тамара у тебя все повыспросит, и другим ничего не останется; я же вижу, как она тебя отлавливает и допрашивает.
– Ой, матушка, какой из меня рассказчик? Я не знаю, с чего начать и чем кончить.
– А я тебе подскажу: начни с того, как вы с дядей Лешей игуменью провели и как ты одна целый монастырь перед экологистами изображала. Ну а кончи тем, как тебе и твоему рыцарю Леонардо удалось нас разыскать.
– Какой он рыцарь, матушка, он – макаронщик!
– Будешь дразниться – бабушке пожалуюсь – пригрозил стоявший рядом Леонардо.
После литургии общинники остались на обед в трапезной монастыря, а после обеда мне пришлось рассказывать о своих злоключениях. Увидев в трапезной детей, я было растерялась и подошла к матушке.
– Матушка! Я видела много тяжелого, страшного и грязного. Надо ли об этом слушать детям?
Матушка Руфи на детей любила без памяти. Бабушка шутила, что они у игуменьи под мантией в прятки играют. Под мантией – не знаю, а вот под кроватью в игуменской еще там, в обители на острове, они у нее прятались, это я своими глазами видела – и она их не гоняла! Но сейчас матушка сказала довольно сурово:
– Мы еще не знаем, что с нами и с общиной будет дальше, поэтому наши дети должны знать правду о мире – им с нею жить! Пусть слушают.
Но дети есть дети! Больше всего их расстроил мой рассказ о гибели Лебедя– Монахини тоже плакали, но да ведь и они душой совершенные дети – даже самые сирые.
Впрочем, у монахов все наоборот: чем они дольше живут, тем больше становятся похожими на детей.
Мне было тяжело вести рассказ. Я часто закрывала глаза, чтобы мысленно перенестись в прошлое, чтобы яснее вспомнить, все бывшее со мной. Слушали меня в полной тишине, лишь изредка кто-нибудь вздыхал или негромко ахал. Когда я рассказывала о гибели острова, сестры плакали навзрыд, даже дядя Леша пустил слезу. И общем, тяжелая получилась епитимья!
Когда я закончила, матушка попросила отца Александра мой рассказ прокомментировать. Он сказал:
– Рассказ получился у нашей маленькой Кассандры очень впечатляющий, я бы сказал, страшный рассказ. Но давайте посмотрим на то, что она видела глазами телесными и поведала нам очами духовными. Молодая девушка, почти девочка, живет в этом мире жизнью мира – не живет, а спит! Но у нее есть бабушка-христианка, а в детстве сама она была крещена. И вот Господь, чтобы вырвать ее из губительных оков мира, направляет ее на трудный, но спасительный путь, и ведет этим путем, очищая ее душу страданиями и даже огнем. Посмотрите, дорогие мои, сколько чудес происходит с нашей Кассандрой! Через любовь к бабушке она обретает любовь к монашествующим, а через подвиг, совершенный во имя этой любви, избавляется от печати Антихриста и обретает веру в Бога. Она встречает на своем пути много хороших людей, которые ей помогают и которым помогает она. Наконец, ей даруется особая милость – она лицом к лицу встречает библейского пророка. Вы, конечно, поняли, что таинственный учитель Айно на острове Жизор и благовествующий пророк Ханох на острове Иерусалим – это одно лицо, это пророк Ханох, о пришествии которого па землю говорит апостол Иоанн Богослов. И конечно, пророк Элия, о котором Кассандре рассказывает ее иерусалимская подруга, это пророк Илия. Сказанное в Писании сбывается на наших глазах, и все бывшее с нашей Кассандрой только подтверждает, что мы живем уже при конце света. Все приметы налицо. А о сроках нам по-прежнему ничего не известно, и все, что мы сейчас узнали, подтверждает нашу слепоту во всем, что касается временных сроков. Принято считать, что пророки Илия и Ханох пророчествовали три дня, а потом были убиты. Но мы знаем, что к моменту встречи с Кассандрой пророк Ханох, или Айно, как его звали на острове Жизор, уже год или два появлялся среди страждущих узников и спасал их. Вот нам и надо быть готовыми к тому, что время последних событий может лететь скорее, чем мы ожидали, а может