Изменившись – и не обязательно к лучшему.
Однажды ты перестаешь отличать изученное вчера от изученного год назад, забываешь правила, не разбираешься в тонкостях, путаешь мягкое с кислым – и больше не интересуешься, глупо или умно ты выглядишь со стороны, и что скажут зрители.
Все исчезает с поверхности, уходя на глубину.
Во время шторма на глубине тихо.
Кристобальд Скуна, основатель храма Шестирукого Кри, очень любил театр. Однажды, в редкую минуту откровенности, он сказал Джеймсу, что глубже всех в сущность боя проник Томас Биннори, бард и драматург, когда писал трагедию "Заря". "Почему?" – удивился Джеймс. Будучи в восторге от "Зари", он тем не менее не заметил там каких-то боевых тонкостей.
"Ты читал ремарки?" – спросил Шестирукий Кри.
"Читал. Ничего особенного. "Дерутся. Один падает." И все."
"Вот-вот, – усмехнулся гипнот-конверрер. – Дерутся. Один падает. Я же говорю: этот бард понимает лучше всех…"
В кабинете на втором этаже дома Вучи Эстевен дрались. Некоторое время. Потом все вернулось к исходной позиции: Джеймс – у клавикорда, маэстро и Фернан – у дверей, блокируя выход, второй подмастерье – у стенной ниши.
Никто не упал.
Но и стояли, надо признаться, с трудом.
Лысый Гений с удивлением смотрел на упрямую жертву четырьмя парами глаз: три – влажные и блестящие, словно вишни, одна – тусклая, из шершавой бронзы. Песня клавикорда сделалась громче, ритмичней, побуждая к немедленному завершению. Желтый свет месяца смешался с синей ночью, пятная людей трупной зеленью. В раздражении шуршал песок. А Джеймс понимал, что тяжело ранен и долго не выдержит.
Человек в Джеймсе – понимал.
Но сейчас Джеймс Ривердейл был не вполне человеком.
Кристобальд Скуна, знатный театрал, говорил: "Зверь есть в каждом из нас. Просто в китоврасе или леониде это сразу заметно." Посвятив жизнь изучению агрессивных навыков хомобестий, фиксируя инстант-образ сражающегося минотавра или сатира, со всем спектром характерных приемов и ухваток, маг позже накладывал этот образ на психику человека-добровольца, совмещая несовместимое.
Слухи, будто бы у добровольцев начинались от этого телесные изменения – ложь. Рогов, копыт или клыков ни у кого не вырастало. Но наличие рогов – не главное. Большие рыбы плавают на глубине, где тихо.
Тремя боевыми ипостасями Джеймса, выпускника храма Шестирукого Кри, были гнолль, стоким и гарпия. Гнолль-псоглавец первым сорвался с цепи. Рыча и брызжа слюной, он ничегошеньки не понимал.
Но жить хотел так, как людям и не снилось.
Со второго раза Джеймсу удалось прорваться к окну. Проломив раму телом, он вывалился наружу, чудом избежав удара в спину. Падение длилось вечность. Впору было поверить, что у молодого человека и впрямь прорезались крылья – или что-то случилось со временем, что безусловно куда обыденней, нежели крылатые виконты.