– И предсмертная записка Ханны Дэрроу скопирована из пьесы.
– Пьесы? Какой пьесы?
Линли глянул через лужайку на паб. Из его трубы змейкой вился дымок.
– Не знаю. Но полагаю, Джон Дэрроу знает. И думаю, он мне скажет.
– И куда же нас это приведет, инспектор? А что, по-вашему, я должна делать с его драгоценной светлостью, пока вы там развлекаетесь на Болотах?
– Допросите его еще раз с самого начала, в присутствии его адвоката, если он настаивает. Порядок вы знаете, Хейверс. Составьте план вместе с Нкатой. Измените вопросы.
– А потом?
– Потом отпустите его на сегодня.
– Инспектор…
– И вы, и я прекрасно знаем, что на данный момент у нас нет против него ничего существенного. Разве что уничтожение улик – эти сожженные сценарии. Ну да, его брат был советским шпионом, и он сам помешал правосудию в деле о смерти Джеффа, но это двадцать пять лет назад. Вряд ли целесообразно арестовывать Стинхерста прямо сейчас. Вы же знаете, что его адвокат будет настаивать на том, чтобы мы либо предъявили ему обвинение, либо отпустили к семье.
– Мы можем получить что-то еще от судебной команды Стрэтклайда, – возразила она.
– Можем. И когда это случится, мы снова его возьмем. А пока мы сделали все, что могли. Ясно?
– А что прикажете делать мне, когда я отпущу Стинхерста и он как ни в чем не бывало отправится домой? – В ее голосе вновь зазвучало раздражение.
– Идите в мой кабинет. Закройте дверь. Ни с кем не общайтесь. Ждите сообщений от меня.
– А если Уэбберли спросит, как продвигается дело?
– Пошлите его к черту, – ответил Линли, – но сначала скажите, что мы осведомлены об участии в этом деле Особого отдела и МИ-5.
Он услышал по телефону, как Хейверс усмехнулась – против своей воли.
– С удовольствием, сэр. Как я всегда говорила: когда корабль тонет, уже не важно, сколько пробоин в носу.
Когда Линли спросил «обед пахаря» и пинту «Гиннесса», в первый момент Джон Дэрроу, похоже, хотел ему отказать. Однако присутствие трех угрюмого вида мужчин у стойки и пожилой женщины, дремавшей над джином и блюдечком с миндалем у потрескивавшего камина, заставило его сдержаться. И минут через пять Линли уже сидел за столом у окна и опустошал большую тарелку со стилтоном, чеддером, маринованным луком, заедая это хрустящим хлебом.
Ел он с аппетитом, не обращая внимания на плохо скрываемое любопытство посетителей.
Линли знал, что фермеры вскоре уйдут, вернутся к своим заботам, и Джону Дэрроу ничего не останется, как вступить в беседу с нежеланным клиентом.
Спустя несколько минут Линли услышал, как Дэрроу даже попытался встрять в разговор фермеров, словно надеялся, что его непривычное дружелюбие задержит их подольше. Они громко обсуждали футбольную команду Ньюкасла и вдруг умолкли: дверь паба открылась, и внутрь с холода поспешно вешел парнишка лет шестнадцати.