– Ты хорошо провела день?
– Отлично, – равнодушно ответила она, проходя в гостиную.
Муж поплелся следом, пробормотал робкое предложение выпить чаю и затем просто ждал, беспомощно глядя на нее. София с горьким презрением размышляла, как она вообще могла вообразить себя влюбленной в этого мужчину.
Ей даже в голову не приходило, что он мог измениться так же сильно, как и она сама. В ту ночь, когда она перестала любить его, Руфус почувствовал себя посторонним в собственном доме, нежеланным гостем, он начал бояться жену, потому что понимал: что бы он ни сказал или ни сделал, все будет для нее не так. Он плохо спал, очень похудел. После Рождества дела пошли немного лучше, когда София, после шести месяцев опалы, позволила ему вновь спать с ней. Но Руфус знал, что его просто терпят.
– София… – С отчаянной решимостью он вдруг попытался заключить жену в объятия.
София шарахнулась от него, как от прокаженного, с воплем:
– Бога ради, перестань меня мучить, Руфус! – выбежала из гостиной и бросилась вверх по лестнице в свою спальню.
Остановившись на площадке, она осознала, что допустила ошибку. А если муж задумается о причинах ее странной истерики, начнет выяснять, где она была, кого видела и так далее? На этот раз, в отличие от всех предыдущих, у нее есть что скрывать. А вдруг Руфус поднимется за ней и подвергнет безжалостному допросу, который, если нужно, продлится полночи? И она признается, что встречалась с Майлзом. А после этого… Руфус выйдет из себя, раскаяние его испарится, а вместе с ним чувство вины, и все станет, как прежде…
Но муж не пошел за ней. Он остался внизу один, глядел на огонь в камине и сжимал кулаки, чтобы унять дрожь. Руки тряслись, он даже не мог налить себе виски.
– Лучше бы мне умереть, – простонал Руфус.
Что делать? Достать пистолет отца? Он не помнил, есть ли патроны. В домашней аптечке полно лекарств… Нет, он не сможет пустить себе пулю в лоб, не найдет сил наглотаться таблеток. Увы… Единственный доступный ему способ самоуничтожения – это невыносимое одиночество, так похожее на смерть…
Докладная записка для наследственных членов правления, – диктовал Руфус. Откинувшись на спинку кресла, он внимательно рассматривал золотисто-белые прямоугольники узора на потолке «Египетского дома». – Госпиталю Святого Иосифа предоставлен грант на исследования в области лейкемии. Руфус сделал паузу, формулируя в уме новый абзац. Сейчас он выглядел гораздо старше того человека, что съежился у камина январским вечером четырнадцать месяцев назад, жалея о том, что у него нет решимости застрелиться. Теперь в этом худом суровом лице решимости было много, но жалости к себе не осталось. Разгладились горькие складки по уголкам рта, вернулось чувство юмора. Время, если и не оказалось лучшим лекарем, стало хорошим анестезиологом.