Снова говорили о том, что никто в городке не поверил в байку о сексуальном насилии со стороны столь уважаемого всеми гражданина. Затем показали коротенькое интервью с шефом полиции, арестовавшим Грейс. Он все еще занимал этот пост – двадцать один год спустя! Стареющий служака утверждал, что помнит ночь ее ареста до мельчайших подробностей.
– Обвинитель посчитал, что она пыталась… – Полицейский осклабился, и Грейс ощутила приступ тошноты. – Скажем так, возбудить своего отца, соблазнить его, а когда он должным образом не отреагировал, пришла в бешенство. Она была испорченной девчонкой, притом слегка ненормальной, впрочем, ничего не знаю о том, какова она сейчас. Но ведь леопард всю жизнь остается пятнистым, правда?
Она ушам своим не верила. Неужели так просто оказалось заставить его плясать под их дудку?
Потом вновь повторили – для тех, кто пропустил начало выпуска, что она была осуждена, и осуждена как убийца. Снова показали тюремные фотокарточки. И сразу же во весь телеэкран фотографию, где Грейс с совершенно идиотским выражением лица стоит позади Чарльза, приносящего торжественную клятву в конгрессе… Затем объяснили, что Чарльз Маккензи теперь баллотируется на пост сенатора. Когда же все кончилось и на экране замелькали другие сюжеты, Грейс без сил откинулась на спинку кресла. Увиденное потрясло ее до глубины души. Она была выжата, словно губка. Все, все стало достоянием гласности: ее фотографии в тюрьме, ее страшная история, отношение к ней сограждан, глашатаем которого выступил шеф полиции.
– Да они же… они же заявляют, что это я изнасиловала его! Ты слышал, что говорил этот выродок? – Грейс особенно возмущало заявление шефа полиции и то, что он назвал ее «ненормальной», «дрянной» и посмел вслух сказать, что она пыталась «возбудить» своего отца. – А мы не можем привлечь их к ответственности за клевету?
– Возможно, – сказал Чарльз. Он изо всех сил старался казаться невозмутимым – ради нее, ради детей… – Но сначала поглядим, что произойдет дальше. Шума, уверен, будет еще предостаточно. Мы должны быть к этому готовы.
– А разве может быть хуже? – зло бросила Грейс.
– Еще как… – Ему это было известно лучше, чем кому-либо другому. Об этом предупреждали его и друзья, и даже политические соперники, да он и сам знал, на что способна пресса. Историю с шумихой вокруг своей первой жены он помнил прекрасно.
К семи часам вокруг их дома были уже установлены телекамеры. А представители одного телеканала прибегли даже к помощи громкоговорителя: они обратились непосредственно к Грейс, потребовав, чтобы она вышла к ним и дала интервью. Чарльз тотчас же вызвал полицию, но власти сумели лишь изгнать репортеров с территории их частной собственности. Теперь вся эта братия толпилась на противоположной стороне улицы. А две камеры скрывались в кронах деревьев, и объективы их устремлены были прямо в окна спальни. Чарльз спокойно направился наверх и задернул шторы. Это была настоящая осада.