По правде говоря, я весь вечер не только пыталась убедить себя в осмысленности этой затеи, усиленно размышляя на темы мистики и тонких энергетических линий, но и всячески лелеяла надежду, что Сэм найдет в моем предложении хоть каплю романтики. В конце копире, нас тоже можно назвать любовниками. Ну и что с того, что мы лет сто, как женаты. Неужели мы не сможем посмотреть на это дело как на пикантное и романтическое приключение?
Боюсь, ничего не получится. Сэм вернулся с работы всего полчаса назад (последние приготовления к завтрашнему эфиру с премьер-министром) и с порога заявил, что ему еще надо сделать пару звонков. Я пишу, а из его кабинета доносятся стоны и завывания по поводу бедственного положения комедийного жанра. А ведь изначально предполагалось, что в это время мы с ним предадимся эротическим размышлениям. Я приняла ванну (при свечах с лепестками роз), намылившись при этом всеми видами ароматического мыла поочередно. Я уже начала было чувствовать себя если не языческой богиней плодородия, то по крайней мере кем-то из древнего пантеона, не замеченным в склонности к бесплодию, а Сэм ведет себя так, словно сегодня самый обычный вечер, ничем не выделяющийся из череды других.
Вот Карл Фиппс, например, -тот ни за что не стал бы названивать черт знает кому, чтобы в очередной раз посетовать на идиотские комедийные программы, в то время как его возлюбленная, обнаженная и благоухающая, как букет роз, расположилась на супружеском ложе.
Стоп, стоп, стоп! Надо гнать от себя такие мысли. Это нехорошо.
Самое главное - Сэм согласился на «прогулку» на Примроуз-Хилл. Было бы наивно ожидать, что он внезапно превратится в страстного романтического юношу. Все, что от него требуется, - чтобы он трахнул меня в нужное время и в нужном месте.
А к тому времени уже совсем стемнеет. Луна поднимается все выше, близится час ведьм и колдунов. Представляешь, Пенни, что творится? У меня такое чувство, что все получится!
Дорогой я.
Сейчас четыре часа утра. Мы вернулись домой сразу же, как нас отпустили из полицейского участка. Надо сказать, что они вели себя очень корректно и даже вежливо. Я, правда, понял это лишь после того, как они разрешили мне надеть брюки. По-моему, то, что хотела Люси, я сделал на совесть и качественно.
Дорогая Пенни.
Сегодня ночью Сэм вел себя как последний придурок, правда-правда, как самый распоследний. Не знаю, что на него нашло. На кой, спрашивается, черт было называться чужим именем? Особенно таким, как «Уильям Гладстоун». Какова, спрашивается, вероятность того, что человек по имени Уильям Гладстоун будет задержан полицией трахающимся в полночь на вершине Примроуз- Хилла? Я почему-то уверена, что, если бы он не попытался назвать вымышленное имя, они бы нас сразу отпустили. В конце концов, заниматься сексом никому не запрещено, разве нет? А если учесть, что мы сто лет женаты, то в этом и вовсе нет ничего предосудительного. Но стоило ему представиться именем британского премьер-министра девятнадцатого века, как их тон сразу изменился, у нас потребовали документы, и вообще весь разговор пошел совершенно в другом духе. И очень скоро игра была окончена.