– Это прекрасно, – сказала Карина. – Но я не Разрушительница, а всего лишь боевая ведьма. Да и времена сейчас не те.
– Времена всегда одинаковые, – возразил Шенвэль.
– Я должна вернуться, – проговорила ведьма тихо.
Эльф взглянул на ее ауру. Важным элементом чар, сдерживающих Карину, была мертвая сила. Женская Цин, которой владела создательница Эрустима. Под влиянием мужской Цин, силы Шенвэля, которая всегда приходила, когда эльф играл, чары жезла ненадолго рассеялись. Шенвэль знал, что должен отпустить ведьму, но при одной мысли об этом он ощутил почти физическую боль.
– К тому мужчине, который не удовлетворил тебя вчера? К барону Ревенскому? – спросил эльф.
– В замужестве, – вздохнула Карина, – не это главное.
Как говорят в картах, хочется крыть, а нечем. И эльф не сдержался.
– Когда станешь богатой вдовой, приходи снова, – сказал он резко. – Но не торопись. За свои деньга и титул баронессы Владислав заслужил не меньше наслаждения, чем я получил сегодня бесплатно.
Карина вскочила и закатила эльфу такую затрещину, что в глазах у того весь мир утонул в красном мареве. Когда зрение вернулось к нему, Шенвэль поспешил в дом. Он успел как раз вовремя. Ведьма, уже в своей одежде, стояла на террасе, раскинув руки для вызова метлы. Шенвэль опустился перед ней на колени, Карина закусила губу и отвернулась. Эльф уткнулся лицом в ее бедра, обнял.
– Прости меня, – сказал он, и голос его через ткань звучал глухо. – Я сказал сгоряча, не подумав. Я не это имел в виду. Я хочу, чтобы ты осталась.
– Бесплатная раздача кончилась, – процедила Карина сквозь зубы. – А халявщиков я всегда терпеть не могла.
Эльф отступил. Карина вызвала метлу. Шенвэль отвернулся и смотрел на море, пока она не улетела. Только увидев в небе желто-коричневую фигурку на метле, двигавшуюся в сторону человеческой половины города, он повернулся лицом к дому.
– Я не халявщик. Я отдал тебе все, что имел, – сказал Шенвэль.
* * *
Ближе к вечеру Лакгаэр решил навестить своего гостя, и, возможно, разделить с ним трапезу. Хотя Шенвэль и не был родственником Лакгаэра, старейшина Нолдокора относился к нему совсем не как к «большой головной боли», как предполагал сам Верховный маг. Лакгаэр чувствовал себя, скорее, дедушкой, которому на память о погибших любимых детях остался непослушный внук. Старый эльф спустился из верхней части дворца по узенькой лесенке, вырубленной прямо в скале.
Шенвэль был на пляже. Верховный маг играл на флейте, сидя лицом к морю. Лакгаэр подошел к нему, остановился за спиной, не решаясь прервать игру. Нежная и жалобная мелодия захватила старого эльфа. Он мог догадаться о причинах грусти Шенвэля. Глава Нолдокора страдал бессонницей, и обычно проводил ночи в своей библиотеке, размышляя над трактатами по магии, которых у него было великое множество. Размышления эти часто приносили плоды. Разработки Лакгаэра в области телепортации, около трехсот лет назад превратившие перемещения в пространстве из высокого искусства, доступного немногим, в обычный способ передвижения, которым мог воспользоваться даже слабый маг, высоко ценились в Фейре. Да и сейчас теоретические выкладки Лакгаэра, находившие на практике самое неожиданное применение, вызывали шумиху и споры среди волшебников. Главу Нолдокора Рабина постоянно звали в страну эльфов. Лакгаэр всегда шутливо отвечал на все подобные приглашения, что хочет умереть на родине. То есть там, где родился. В Рабине.