В конце проспекта Гуарапиранга я повернул направо и остановился у какого-то оврага, ребятам я сказал, чтобы подождали в машине. Мы с Марканом свернули еще один косячок. Покурили. В небе сияла луна, виднелись звезды, мы легли на землю, я скучаю по Робинсону, сказал Маркан. Я тоже. Он сказал, что с Робинсоном все было по-другому, я хочу рассказать тебе кое-что о нем, то, чего ты не знаешь, это касалось нас двоих, сказал он. Только нас двоих Проблема марихуаны, алкоголя, да и вообще всех наркотиков в том, что они напрочь отключают тормоза, и человек сразу начинает хотеть вывалить свой мешок с мусором на голову первому встречному, сначала он ширяется, а потом грузит своим дерьмом про секс, про работу, про домашние дела; я не хочу ни о чем знать, сказал я. Мусор это все. Я встал. Маркан поплелся за мной.
Вдалеке я увидел такую сцену: у нашего пленника были связаны руки и ноги, брюки были спущены, я угощаю тебя дерьмом, сказал Зе Курятина, съешь – и мы тебя отпустим. Уже не первый раз Зе пытался провернуть такую штуку. Я ускорил шаг. Энох держал тарелку, на которой лежал пакет с дерьмом, я все приготовил, сказал он Зе Курятине.
Я быстро развязал Конану руки. В чем дело, Майкел, дай мне закончить мою работу. Он будет есть дерьмо ложкой, и ты мне не сможешь помешать.
Никакого дерьма он есть не будет. Надень брюки, сказал я Конану. Конан так дрожал, что у него все валилось из рук. Я помог ему, застегнул ремень. Рот у Зе Курятины не закрывался ни на минуту, нет, он съест дерьмо, съест, никуда не денется, я этот цирк не заказывал и в пакет не гадил, огрызнулся я, нет, этот сукин сын все съест, съест, мать его. Я выхватил тарелку у Зе из рук и отбросил подальше. Ты что, Майкел?! Блин, посмотри, ты испачкал мне ботинки дерьмом, ты и брюки мне испачкал! Твою мать! Тебе, может, понравилась его попка? Ты меня задолбал! Совсем охренел что ли?! Крутым себя считаешь? Жук навозный, вот ты кто! – сказал он мне. Я достал пистолет и выстрелил, пуля попала в голову, Зе Курятина упал замертво.
Маркан и Энох старались не смотреть в мою сторону.
Конан дрожал, спасибо, пробормотал он, он тоже старался не смотреть в мою сторону. Он смотрел на мои ботинки, словно сам Господь Бог присутствовал при этой сцене. Он смотрел на мои ботинки с позолоченными металлическими вставками. Я трижды выстрелил Конану в голову.
«Мой малыш» было написано на обложке. Никаких «Малышей», никаких «Моих первых шагов», ничего такого, я хочу самый простой фотоальбом, без позолоты, без пошлости. Продавщица порылась на полке и протянула мне синий альбом в синей обложке, «Мои воспоминания», это самый незатейливый, сказала она. Не идеально, конечно, но я беру.