Когда я вошел в магазин, старина Умберту лежал на прилавке, голова его была в крови, над бровью красовался большой порез. Эта корова, простонал он, доконает меня. Я пошел в туалет, смочил уголок полотенца и промыл рану, он вел себя тихо, он всегда затихал после побоев. Я прибрал все вокруг, собрал осколки битого стекла, потом отвез старину Умберту домой. Он попросил уложить его в постель, скажи этой корове, чтобы она не била меня больше, сказал он, пока я укрывал его одеялом. Она стояла в дверях в ожидании, пока я уйду, дона Мария, обратился я к ней, я не хочу, чтобы вы и дальше колотили своего мужа. Не хочешь? Нет, не хочу. Ну и что ты сделаешь, если я пробью башку этому куску дерьма, который годится только на то, чтобы плыть по течению в реке Тиете? Я убью вас, ответил я. Она промолчала, явно не ожидала такого ответа. Он притянул меня к себе и поцеловал в лоб, сынок, пробормотал он. Я решил, что ослышался. Что вы сказали? Я сказал, что ты гаденыш и сукин сын, ответил он.
Когда я вышел, сердце у меня сжималось, в глазах стояли слезы. Сынок. Когда я был уже на полпути к дому, я вдруг сообразил, что кредитная карточка и чековая книжка доктора Карвалью все еще лежали у меня в кармане. Сынок. Совсем новенькая чековая книжка. Двадцать листов. Пять звездочек. Сынок. Старина Умберту назвал меня «сынок».
Эрики дома не было, всегда она так, после ссоры обязательно куда-нибудь смоется. Я включил телевизор и стал ждать, грязные стаканы в раковине, сигаретный пепел на полу, я взял веник и начал подметать. Эрика ни в чем не походила на Кледир. Сандалии на плите – убрал. Остатки яичницы на сковородке – помыл. В холодильнике только лук и минеральная вода. Кледир была рассудительная. Кледир была чистюля, ей нравились белые вещи, белая мебель, она была само спокойствие, спокойствие вне меня, мир на улице, а я вынужден подметать свой грязный дом.
Я услышал смех Эрики и вышел во двор, ее голос раздавался из соседнего дома. Я заглянул в окно и увидел, что она болтает с Марлениу.
Марлениу был священником, и он был незаметен, мне всегда требовалось приложить неимоверное усилие, чтобы разглядеть его на улице и поздороваться. Он жил с мамой и весь день гонялся за Господом Богом в своем засаленном костюме-тройке. Он пригласил меня войти, его мама предложила мне кофе, я поблагодарил, пойдем, Эрика. Я разговариваю с Марлениу, ответила она, я собираюсь вступить в церковь Могущественное Сердце Иисуса. Эрика, нам надо поговорить. Придешь как-нибудь в другой раз, сегодня я иду в церковь. Мы можем пойти в церковь завтра, заметил священник. Нет уж, Эрика потащила меня за руку к выходу, я скоро вернусь, Марлениу, и мы пойдем в церковь сегодня. Пожалуйста, подождите меня.