Соломатько стоял спиной к свету, сложив руки на груди. Мне показалось, что он недавно побрился, но присматриваться было неудобно. Странно, Маша мне ничего не говорила об очередном послаблении режима нашего пленника. Маша просто не понимает, как ловко Игорь Соломатько может поменяться с нами ролями… С нами, доверчивыми и опрометчивыми дурами…
– Машка, хочу тебе кой-чего приятное сказать, – тем временем обратился ко мне Игорь.
Я с подозрением глянула на его невозмутимое лицо:
– Попробуй.
– А ты, кстати, сама еще что-нибудь пишешь? Или у вас два каких-нибудь Бромберга не разгибаясь сценарии строчат, а ты только красуешься в дармовых костюмах?
– Пишу.
– Хорошо… Садись. Вот возьми кусочек бумажки. И напиши на нем что-нибудь мне на память.
Я подумала и написала: «Некоторые слова имеют силу поступков. Существуют слова, после которых нет будущего». Соломатько прочел, ухмыльнулся, аккуратно свернул бумажку, положил ее в задний карман и сказал:
– Русская литература! В ее сугубо женском варианте… Пригодится, чтобы о жизни думать.
Я отмахнулась, пока не понимая, зачем он попросил меня что-то написать.
– Да ладно! А это, кстати, не литература, а правда. Девятнадцатого декабря пятнадцать лет назад ты сказал мне слова, после которых не стало будущего. Тогда не было, и сейчас нет.
– Ах, Машка, Машка, какая же ты злая… И память у тебя хорошая какая…
Я удивленно посмотрела на него, а он засмеялся и пропел на мотив старинной песенки:
– Радионяня-радионяня – есть такая пе-ре-да-ча!
Пропел очень чистенько, хорошим крепким баритончиком. А я с грустью подумала, что вот он – живой и очень противный источник Машиного таланта – сидит сейчас напротив меня, валяет дурака, а я зачем-то тоже сижу тут и не ухожу.
– Что пригорюнилась, дорогая моя Маша, а иными словами – Светлана Евгеньевна? Запомни, пожалуйста: пока люди живы, будущее есть всегда, какие бы слова девятнадцатого декабря сто лет назад они друг другу ни наговорили.
– Знаешь, Игорь… – Я зачем-то подошла к нему поближе. – Ты еще очень долго оставался со мной, когда на самом деле уже давно ушел…
– Заговариваешься, Егоровна?
Я вздохнула:
– Подожди. Просто я долго внутри себя пыталась выстроить между нами отношения чужих людей. На это ушло несколько лет. Чтобы перестать с тобой разговаривать – сначала диалогами, потом монологами. Сначала я перестала отвечать за тебя, потом долго и мучительно пыталась отвыкнуть что-то доказывать, объяснять тебе, упрекать, просить и… ждать, что ты в один прекрасный день позвонишь и на все ответишь, – я замолчала и подумала, что напрасно все это ему говорю.