Глэдис покачала головой. Ее сильно беспокоила мысль, что Ширли может оказаться права в своих оценках, а раз так, то она, Глэдис, похоже, совершила несколько страшных ошибок – вовсе не тех, о которых думала прошлой ночью, – ошибок, за которые ей придется расплачиваться слишком дорого.
Однако Ширли была знакома с Дэйвом всего один вечер. Как могли ее первые впечатления сравниться с горьким опытом человека, прожившего с ним несколько лет? Дэйв способен быть честным, беспощадно честным, но ее-то он обманул!
И все же, возможно, та душевная травма, которую ей нанесли, сделала Глэдис чересчур категоричной? И ей следовало бы заново оценить ситуацию… но зачем? Несомненно, уже слишком поздно.
Она беспомощно взглянула на подругу.
– Мне нужно уйти. Прости, Ширли, но я больше не могу у тебя оставаться. Все, как с моей матерью. Ты слишком во многое посвящена. Даже если мы не станем говорить о нем, все равно это будет стоять между нами. А я должна избавиться от самой мысли о Дэйве.
– Но зачем, Глэдис? – ласково спросила Ширли. – Может, наоборот, тебе нужно быть с ним?
Нет, даже думать об этом невыносимо…
– Как заново поверить человеку, который доказал, что доверять ему нельзя?! – отчаянно выкрикнула она.
Глаза Ширли затуманились печалью.
– Мне очень жаль, Глэдис. Я рада бы помочь тебе. Ты была так добра ко мне…
Глэдис с трудом выдавила некое подобие улыбки.
– Только оставайся такой же. И никаких французских пирожных.
Ширли усмехнулась – явно по необходимости, в ответ на попытки Глэдис как-то развеять тяжкое ощущение от разговора.
– Не беспокойся. Теперь я сама способна добиться того, чего хочу.
И снова ни одного упоминания о Дэйве…
Через пару часов Глэдис собрала вещи и отправилась на такси к гостинице, в которой можно было снять номер надолго. Как временное обиталище – до тех пор пока Глэдис не найдет работу – она была достаточно удобна и дешева.
Теперь я смогу вырваться из когтей прошлого, подумала Глэдис, запираясь в комнате, служившей одновременно гостиной и спальней и обставленной вполне пристойной, хотя и не слишком дорогой мебелью.
Но эти здравые рассуждения не развеяли тоски и чувства одиночества.
Как она ни старалась, она не могла не думать, не вспоминать о доме – доме ее мечты, созданном Дэйвом с величайшей любовью и тщанием, вплоть до самых мельчайших деталей.
Если Дэйв сделал это для нее…
Если она ему все еще небезразлична…
Что, если Ширли права и она причинила Дэйву не меньше страданий, чем он ей? Можно ли восстановить то, что разрушено, перечеркнуть чудовищные ошибки и промахи? Удастся ли им опять соединиться – после всего, что произошло за последние дни?