Дэйв оглядел собравшихся, потом снова повернулся к матери Глэдис, которая по-прежнему не проронила ни слова. Лицо ее оставалось белым, как гипсовая маска.
– Мы придем, – с ударением произнесла Вивьен. – Мы все придем, ведь правда, мама? Ведь Глэдис пришла, когда была нужна тебе.
Казалось, эти слова были обращены к глухой.
– Видите ли, миссис Ньюмен, – продолжал Дэйв, – что бы вы ни думали обо мне, я люблю вашу дочь. И могу обещать только одно. Это действительно будет для нас, а в особенности для Глэдис… – он помедлил секунду, потом, с нежностью взглянув на любимую, закончил, – свадьба, которая запомнится на всю жизнь.
Его глаза горели решимостью стереть из ее души все дурные воспоминания. Это так тронуло Глэдис – он хотел исправить то зло, которое было причинено, хотел подарить ей новую жизнь…
– Я люблю тебя, Дэйв, – мягко проговорила она. Пусть он знает это, пусть услышит именно сейчас, перед всеми.
Он улыбнулся тепло и довольно, потом с той же улыбкой обернулся к ее матери:
– Вот и все, что я намеревался сказать, миссис Ньюмен.
Он легко поклонился и собрался было уходить, но Глэдис остановила его:
– Я тоже хотела бы кое-что сказать.
– Конечно, милая.
Глэдис посмотрела на мать, которая столько значила для нее: она сделала последнюю попытку воззвать к материнской любви, которая была так нужна ей, к той любви, которая не требует платы. Но в глазах матери не прочла ничего похожего на это чувство.
– Мне жаль, мама, что я обманула твои ожидания, – печально произнесла она. – Мне жаль, что я не стала такой дочерью, о какой ты мечтала. Мне жаль, что все, столь ценное для тебя, для меня не имеет никакой цены. Но, в конце концов, я должна остаться самой собой.
И внезапно лицо матери утратило холодно-отстраненное выражение. В ее глазах появились страдание и страх потери. Софи Ньюмен поняла, что сейчас ей предоставляется единственная, последняя возможность устранить то, что им мешало остаться вместе. Ее губы дрожали, но она заставила себя гордо выпрямиться, хотя именно сейчас жертвовала своей гордостью ради правды. Она говорила от чистого сердца, но каждое слово причиняло ей острую боль.
– Я слишком любила тебя, Глэдис, – начала мать, – и потому старалась удержать подле себя, чтобы ты оставалась моей. Теперь я это понимаю. С тех пор как ты ушла, я много думала и осознала, что натворила. И все это было во имя любви. Тебе не о чем жалеть и не в чем раскаиваться. Ты дала мне много больше того, что я заслужила. – Ее лицо мучительно дернулось. – Что касается Дэйва… Все дело в том, что он отнимал у меня дочь. Я ревновала тебя, потому что ты любила его, а он дарил тебе радость, которую я не могла дать. Я не хотела видеть в нем ничего хорошего. Мне жаль. Мне страшно жаль…