Дама огляделась и тихим беспрекословным голосом приказала телохранителю:
- Костя, вы останетесь здесь!
- Но, Лидия Николаевна, Эдуард Викторович меня уволит…
- Я вас тоже могу уволить!
- Увольняйте!
Она пожала плечами, вздохнула и сказала уже не так строго:
- Но вы можете хотя бы постоять в стороне? Вы же всех распугаете!
- Это входит в мои обязанности.
- Костя! - она уже почти просила.
- Ладно. Но если что-нибудь…
- Все будет хорошо!
Женщина поправила волосы и пошла к подземному переходу.
- Куда это она? - поинтересовался, высунувшись из машины, водитель.
- Хочет, чтобы ее нарисовали, - объяснил Костя с развязностью, с какой обслуга, оставшись наедине, обсуждает хозяев.
- В такую жару?!
- Чудит! - телохранитель недоуменно хрюкнул перебитым носом и двинулся вслед за ней.
Лидия Николаевна - чуть боком, из-за высоких каблуков, но все равно грациозно - спустилась вниз и подошла к тому месту, где на складных стульчиках сидели художники с большими папками на коленях. Возле каждого на треногах красовались рекламные портреты, обязанные очаровывать и заманивать легкомысленных прохожих. На рисунках были изображены в основном знаменитости: например, Алла Пугачева, так широко разинувшая поющий свой рот, точно хотела проглотить микрофон. Но если с большим трудом можно все-таки предположить, что великая эстрадница когда-то ненароком, из озорства и забредала в этот переход, то обнаженный по пояс, мускулатурный Сталлоне едва ли появлялся тут со своим огромным ручным пулеметом. А уж Мадонна с младенцем и подавно…
В подземном переходе веяло бетонной прохладой, и, наверное, поэтому художники, обыкновенно мающиеся в ожидании клиентов, были заняты работой: с внимательной иронией они вглядывались в лица граждан, застывших перед ними на складных стульчиках, и чиркали по ватману остренькими карандашиками, угольками или пастельками. И только к одной треноге вместо рекламной фантазии был прикреплен небольшой простенький портрет девочки-школьницы, улыбающейся и в то же время страшно расстроенной.
«Наверняка, паршивка, получила двойку, - подумала женщина, - а родителям наврала, что пятерку. Может, даже в дневнике переправила, как Вербасова. За это ее повели сюда - рисоваться, а она сидит и переживает…»
Художника около треноги не оказалось. Лидия Николаевна снова вздохнула и стала прогуливаться по переходу, сравнивая изображение на листах с лицами оригиналов, замерших в ожидании сходного результата и еще не ведавших о предстоящем разочаровании. Никто из подземных художников явно не обладал чудесным талантом портретиста, способного, как сказал поэт Заболоцкий, «души изменчивой приметы переносить на полотно». Некоторые из них, заметив богатую скучающую клиентку, явно заторопились. Один, напоминавший Сезанна, но только лысиной и бородой, даже крикнул: