В очаге был разведен огонь, и пламя приплясывало на больших буковых поленьях, заготовленных мною с вечера.
А Бетс в это время боролась со странным, кошмарным чудовищем без плоти — отвратительной волчьей шкурой, которая извивалась и корежилась, словно ее сводили ужасающие судороги.
— В огонь! — твердила Бетс, проявляя неожиданную силу.
Первые языки пламени впились в адскую личину, и Бетс тут же навалила на нее все приготовленные рядом с камином сухие дрова.
В тот же миг невообразимый шум объял весь монастырь: чудовищный хор жалоб, рева, нечеловеческой муки, проклятий и мольбы о помощи.
К тому же закричали собравшиеся отовсюду перепуганные монахи.
— Он горит, горит! — вскрикивала Бетс, глубже засовывая волчью шкуру в пылающие поленья и вовсе не чувствуя укусов пламени.
Наконец шкура замерла, как бы опала, и через мгновение превратилась в кучу тошнотворно дымящейся золы.
Оглушительное стенание потрясло монастырь — по коридорам пронесся плач существа, испытывающего нечеловеческие муки.
Бетс смотрела на меня полными слез глазами.
— Я вспомнила своего несчастного жениха. Идем же к тому, кто никогда не станет более волком-оборотнем и чьи часы теперь сочтены.
Не отвечая, я бросился бежать к комнате в башне, откуда донеслась душераздирающая жалоба.
— Открывайте, — приказал я брату Морену, — теперь здесь лишь несчастная страждущая душа.
Весь дрожа, он подчинился.
Из рук брата привратника я выхватил фонарь и направил свет на убогое ложе, где в несказанных мучениях корчился аббат Дуседам.
Страшно было видеть его: местами кожа вздулась волдырями, а все тело являло собой сплошную кровавую рану.
В глазах через неслыханное страдание светилось странное ликование.
— Спасите душу мою, — с трудом произнес он.
Как уже упоминалось, наш брат лекарь — человек весьма расторопный, у него под рукой тотчас же оказались бальзамы и смягчающие компрессы.
— Отец мой, — заговорил вдруг аббат Дуседам неожиданно спокойным и твердым голосом, — Господь не даст мне покинуть этот мир, не позволив сказать то, что должно быть сказано.
И да станет, наконец, день Сретения днем света!
Кисть руки, совершенно обугленная, отвалилась от тела, но аббат Дуседам опочил с улыбкой благодати на почернелых устах.