– Отдай! Я прошу.
Напоминаю:
– Право на просьбы ты потерял вместе с «искрами».
– Я был вынужден!
– Неужели? Ты сам сделал выбор.
– У меня не было выбора!
Приоткрываю один глаз, чтобы полюбоваться на разрумянившиеся от гнева щеки Мэя:
– Скажи честно: ты не хотел умирать.
– Да, не хотел! Я не мог, не имел права тогда умереть!
– Почему же теперь недоволен? Ты добился поставленной цели теми средствами, что подвернулись под руку.
– Твоими средствами!
– Я всего лишь предложил. Ты воспользовался. Но правил игры это не отменяет.
– Я не собираюсь играть по этим правилам!
– И не надо. Потому что партия давно окончена.
Он осекся, захлопав ресницами:
– Не отдашь?
А сколько в голосе разочарования… Интересно, на что рассчитывал эльф? Вспоминал наивную уступчивость и полагал, что все будет по-прежнему? Нет, длинноухая моя радость, прошлое благополучно завершило свое существование. Мне нужно было меняться, и я изменился. Не в лучшую сторону? Так тоже бывает. Но зато теперь знаю, как следует поступать, особенно с капризными детьми, – нужно ограничивать их свободу.
– Нет.
Черты идеально красивого лица заострились, мигом растеряв нежную привлекательность, а мне вдруг подумалось: и что дальше? Он набросится на меня? Вырвет «искры» силой? Не припомню, чтобы подобное поведение вписывалось в рамки старых обычаев, однако Мэй далеко не всегда придерживается традиций своих соплеменников. Может, надо начинать опасаться?
– Отдай.
Почему он настаивает так упорно? Сначала старался всучить мне хрустальные висюльки, теперь загорелся желанием заполучить их обратно. А, наверное, все дело во мне: эльф догадался, что я каким-то образом связан с Драконьими Домами, и поскольку дядин пример навел племянника на не самые добрые мысли, Мэй желает уничтожить даже тень наших отношений. Значит, Стир’риаги ответил на вопрос именно теми словами, которые я с удовольствием забил бы ему в глотку… Что ж, не повезло. Но если потерпел поражение на одном поле боя, глупо дарить противнику победу на другом.
Мое молчание было истолковано превратно, эльф скривил тонкие губы.
– Хочешь, чтобы я умолял? Может, прикажешь встать на колени?
Он не понимает, насколько смешно выглядит со стороны, и не дает объяснить всю бессмысленность спора. Зачем я вообще связался с lohassy? В памяти проснулись мамины склонности и предпочтения?
Эй, что это он делает?!
Пока я мысленно рассуждал о причинах собственной глупости, Мэй глубоко вдохнул, закусил губу и бухнулся коленями в пол.
Доигрался… Переход словесной дуэли в сражение высокопарных жестов означает, что ее участники недостаточно опытны и умелы. Я мнил себя успешным дуэлянтом, но на поверку оказалось, что прямолинейная наивность зачастую достигает цели быстрее, чем самый хитрый финт. И как действовать теперь? Сдаться, полностью признав поражение и потеряв последнее влияние? Упорствовать дальше, рискуя окончательно обосноваться в представлениях эльфа как негодяй и мерзавец?