После первой же разбитой тарелки Амели поняла, что такими темпами ее сервизу очень скоро придет конец, и мы устроили конкурс. Тому, кто разобьет меньше всего посуды, полагался новый шарф Амели. Мы с Амели принялись с сосредоточенностью, достойной урока по истории, перемывать посуду, но выиграл все-таки Бьен, поскольку ее не мыл вообще. Однако условиями конкурса Амели почему-то забыла оговорить этот пункт, так что все было по-честному, и шарф достался Бьену. Он был ярко-красного цвета и выглядел слишком длинным даже на отнюдь не низеньком Бьене. Я поинтересовалась, как он выглядел на Амели, поскольку шарф она купила только неделю назад и надеть еще не успела. Девушка, кажется, этого и сама не знала, а посему захотела примерить, но Бьен вцепился в шарф, отказываясь его отдавать, и гордо ходил с ним на шее весь оставшийся вечер. Побузив еще пару часов, за которые мы успели несколько вывести алкоголь из организма методом частого хождения в туалет, мы утихомирились, в смысле – пошли спать.
О том, что у Амели три комнаты, мы, естественно, не вспомнили и завалились спать в одной, разложив диван. Я ложилась последней и выключила свет. Покачиваясь, как осинка на ветру, я с трудом дошла до дивана и легла. Было жестко и холодно, под рукой было что-то твердое и, кажется, храпело. Я стукнула его, ушибив локоть, а потом, устроив поудобнее подушку, с горем пополам заснула – по голове что-то хлопало, а по спине гулял сквозняк, что не способствовало здоровому сну.
Проснулась. Открывать глаза не хочу. Ну и не буду. Все, больше не пью. Вообще никогда. Ох, голова болит. Что мы вчера отмечали? Кажется, мои поминки. А когда я успела умереть? Не помню. Надо будет опросить у кого-нибудь умного и желательно трезвого. Зато я помню, когда успела воскреснуть. Что ж, и это достижение. Я уже говорила, как сильно голова болела?
Я осторожно пошевелилась, боясь, что неприятными ощущениями в голове дело не ограничится. Потом пошевелилась еще раз. Кажется, с тем, что у меня болит голова, я сильно преувеличила. Чувствовала я себя, как ни странно, вполне сносно (что было действительно странно, если учесть, что вчера я: а) ожила и б) напилась как свинка, дополнив этим свинячью же грязь после вылезания из могилы). Вот только голоса из кухни уж очень сильно резали уши, а запахи – нос. Впрочем, запахи были весьма приятными… наверное, Амели готовила – у нее это довольно неплохо получается, чего нельзя сказать обо мне. Что-то элементарное вроде яичницы или жареного мяса я приготовить могу и с голоду сама не умираю, но еда в моем исполнении получается именно съедобной, а не вкусной. Потом я вспомнила, что обострение чувств – это благоприобретенные способности моего вампирьего организма, а не следствие переизбытка алкоголя в крови. Вспомнив, как я их обрела, я тихо накрыла голову подушкой. Мама дорогая! Я же теперь вампир! И что мне теперь делать? Кажется, я собиралась повторить вчерашнюю истерику. Взяв себя в руки, я сдвинула подушку с лица и открыла глаза. Темные шторы были заботливо задернуты. Н-да, понятно, почему мне так неудобно спалось! Я умудрилась пристроиться не на диване, а между диваном и тумбочкой, в неприятной близости от балкона и балконной двери, всю ночь хлопавшей меня по голове. Храпевшим предметом, о который я вчера отбила локоть, оказалась тумбочка, а не Бьен, на которого я вчера грешила.