О приближении Ла – Манша мы узнали заранее. Сначала в лицо повеяло особым морским запахом, который ни с чем не спутаешь, затем я заметил чаек, а вскоре, поднявшись на холм, мы увидели просторный морской залив, тысячи домов и высокие корабельные мачты, что мерно покачивались над верхушками крыш где – то вдалеке.
– Ну, где мы? – спросил меня наваррец.
– Полагаю, перед нами Саутгемптон, – отозвался я, подумав.
Де Бушаж одобрительно кивнул и покосился на командира. Перехватив его взгляд, шевалье де Кардига хмуро улыбнулся.
У первой же таверны, еще до въезда в предместье, мы остановились. Пока я на пару с Малышом гадал, что за чудовище намалевано на вывеске, а командир с наваррцем тихо о чем – то спорили, Жюль внимательно принюхивался к ароматам, доносящимся изнутри. Наконец он прервал наш спор, авторитетно сообщив, что таверна называется «Невеста моряка». Я покосился на стрелка. Жан выглядел ошеломленным. Вот это существо дикого вида с щупальцами и когтями, утягивающее в море целый корабль с отчаянно вопящими людьми, словом, то, что я принял за Великого кракена, а Малыш – за злобного языческого демона, это – невеста?
– Ты точно ли прочел? – покосился Малыш на парижанина. – Приглядись внимательнее, может быть, там написано: «Невеста дьявола»?
Что ж, стрелку здорово повезло, умрет, так и не повидав творения всяческих авангардистов, все эти «черные квадраты» и прочие «подсолнухи». Отчего, если портной сошьет пальто с тремя рукавами или столяр изготовит нечто кривобокое, на чем и сидеть – то толком невозможно, их в лицо назовут бракоделами, а любую мазню, что по силам не только пятилетнему ребенку, но даже необученному шимпанзе, называют искусством?
Я пригляделся к вывеске повнимательнее, стараясь проникнуть в некий глубинный смысл, в ней запечатленный, наконец довольно кивнул. Уму непостижимо, как же я сразу не догадался! Если современное искусство должно всего лишь передавать настроение «творца», как в голос твердят разного рода знатоки, то парень, намалевавший эту мазню, весьма прохладно относился к институту брака.
– Чего разгалделись? – призвал нас к порядку наваррец, и мы замолчали, смущенно переглядываясь.
И в самом деле, что нам за дело до шедевра какого – то британского неумехи? Такова уж живительная сила искусства, она заставляет нас спорить и переживать, берет за душу, в общем. Иногда так сильно, что ухватил бы того художника за шаловливую ручку, да и перегнул ее резко в локте, пока та жалобно не хрустнет. А не балуйся больше с красками, не рви душу ни в чем не повинным людям!