Аптекарь, заметно нервничая, поднялся к Еноху в мансарду.
— Вы что-то затеяли, да? — спросил Енох.
— Хотите ли вы этим сказать...
— Он попал к вам случайно?
— Не совсем. Моя жена знакома с его матерью. Я видел мальчика.
— И, приметив его задатки, не могли устоять.
— У него нет отца. Я подал матери совет. Она женщина весьма достойная и добродетельная. Наученная читать-писать...
— Но слишком глупая, чтобы понять, кого произвела на свет?
— О да!
— Вы взяли мальчика под свою опеку и, когда он проявил интерес к алхимическому искусству, не стали ему препятствовать?
— Разумеется! Енох, может быть, он — избранный.
— Нет, — сказал Енох. — Во всяком случае, не тот избранный, о котором вы думаете. Да, он будет великим эмпириком. Ему суждены великие свершения, которых нам сейчас не дано даже вообразить.
— Енох, о чём таком вы говорите?
У Еноха заболела голова. Как объяснить, не выставив Кларка глупцом, а себя — шарлатаном?
— Что-то происходит.
Кларк подвигал губами и стал ждать объяснений.
— Галилей и Декарт были только предвестниками. Что-то происходит прямо сейчас. Ртуть поднимается в земле, как вода в колодце.
Енох не мог прогнать воспоминание об Оксфорде, где Гук, Рен и Бойль обмениваются мыслями настолько стремительно, что между ними практически летают молнии. Он решил зайти с другой стороны.
— В Лейпциге есть мальчик, подобный этому. Отец недавно умер, не оставив ему ничего, кроме обширной библиотеки. Мальчик начал читать книги. Ему всего шесть.
— Эка невидаль! Многие дети читают в шесть.
— На немецком, на латыни, на греческом.
— При должном наставлении...
— Вот и я о том же. Учителя убедили мать запереть от мальчика библиотеку. Я об этом проведал. Поговорил с матерью и заручился обещанием, что маленький Готфрид получит беспрепятственный доступ к книгам. За год он самостоятельно выучил греческий и латынь.
Кларк пожал плечами.
— Отлично. Может быть, маленький Готфрид и есть избранный.
Еноху давно следовало понять, что разговор бесполезен, тем не менее он предпринял новый заход.
— Мы — эмпирики; мы презираем схоластов, которые зубрили старые книги и отвергали новые. Это хорошо. Однако, возложив упования на философскую ртуть, мы заранее решили, что хотим отыскать, а это всегда ошибка.
Кларк только больше занервничал. Енох решил испытать другую тактику.
— В седельной сумке у меня лежат «Начала философии» Декарта, последнее сочинение, которое он написал перед смертью и посвятил юной Елизавете, дочери Зимней королевы.
Кларк изо всех сил делал вид, будто внимательно слушает, словно университетский студент, не отошедший от вчерашней попойки. Енох вспомнил камень на бечёвке и решил заговорить о чём-нибудь более конкретном.