Заляпанный ромейской кровью от маковки шлема до оковок на верховых сапогах, Икмор, казалось, стал в полтора раза выше ростом. Воины в передовых шеренгах периодически сменялись, конница русов время от времени отступала под прикрытие пехоты, чтобы передохнуть. Только Икмор не отдыхал ни разу. Он бился, как нурманский берсерк. Нет, как будто в него воплотился Перун. Под ним убили уже четверых коней, но на самом воеводе не было ни царапины. Уже не только русы, но и ромеи узнавали его. Стоило им увидеть поблизости воеводу, и они тут же подавались назад, потому что пара мечей в руках Икмора означала смерть для любого врага, оказавшегося в пределах досягаемости.
Битва длилась больше семи часов. Солнце давно перевалило через зенит и поползло к закату.
Когда длина тени от стоящего вертикально копья сравнялась с длиной самого копья, русы перешли в атаку. Цимисхий бросил им навстречу резервные тысячи катафрактов, но тяжелая конница соединенных дружин опрокинула их и устремилась дальше, к холму, на котором стоял ромейский лагерь.
Икмор был впереди. А впереди Икмора бежал внушаемый им ужас.
Иоанн Цимисхий наблюдал за битвой сверху.
За ним сверкающей стеной стояли «бессмертные». Телохранители. Последний резерв. Лучшая часть войска.
Цимисхий видел, как отступает пехота стратопедарха Петра. Как катафракты Барды Склира пытаются сдержать контратаку конницы россов, но вражеский клин неумолимо ползет вглубь.
Видел он и прущую на ромеев пехоту россов. Их было почти вдвое меньше, чем воинов под началом Петра.
Но россы наступали, а ромеи отступали. Отступали правильно, сохраняя боевые порядки. Но Цимисхий знал: между правильным отступлением и беспорядочным бегством — совсем тонкая грань.
Видел василевс и группки легкой конницы русов, облачками черного дыма вившиеся вокруг массы сражавшихся. Если ромеи побегут — им конец.
Цимисхий, не глядя, спиной чувствовал напряженное ожидание «бессмертных». Если бросить их сейчас в бой, они, скорее всего, сумеют переломить ситуацию... Или не сумеют. Но выбора нет.
— Анемас! — позвал он.
— Я здесь, мой повелитель!
Сын критского царя Курупа соскользнул с коня, хотел упасть на колени, но василевс знаком запретил.
— Хочешь заслужить мою милость, принц?
— Больше жизни, мой повелитель!
— Видишь того большого вождя варваров, который бьется впереди остальных?
— Да, мой господин!
— Убей его!
Духарев, окруженный гриднями, прорубался сквозь строй катафрактов. Он метров на пятьдесят отстал от Икмора, рвавшегося вперед с такой яростью, что его собственные гридни за ним еле поспевали. В боевом неистовстве Икмор крушил панцири ромеев, как рачью скорлупу. Воистину, он один стоил сотни воинов.