— Ты лжешь, варвар! — перебил Сергея патрикий.
— Не кричи, ромей! Даже этот священник рядом с тобой сможет отличить настоящее золото от фальшивого!
— Не о золоте речь. Ты лжешь, говоря, что император Рима воюет с Булгарским царством! — Патрикий повернулся к царевичам: — Разве не с почетом принимали булгарских послов в июне сего года?
Царевичи закивали, подтверждая. «Ловко», — подумал Духарев.
Нанятые ромеями русы высадились в Булгарии в августе, а хитрожопые ромеи за два месяца до этого принимали булгарских послов и небось договор о взаимопомощи заключили.
Тем временем патрикий по-гречески принялся заверять царевичей, что всё будет путем и Великая Преслава никогда не достанется варварам.
Духарев понимал достаточно, чтобы сообразить, о чем идет речь. Разубеждать никого не стал. Во-первых, потому что не считал ни себя, ни своего князя варварами, а во-вторых — не желал афишировать, что кое-как, но понимает ромейскую речь.
Патрикий снова вспомнил о пленнике.
— Ты утверждаешь, росс, что находишься у нас на службе. Тогда почему ты напал на моих воинов?
— Это они напали на меня, — возразил Духарев. — Я и мои люди были вынуждены защищаться.
— Ты мог сдаться, — заметил поп Филофей.
— У меня не было возможности вступить в переговоры, — сказал Духарев. — Когда на меня нападают, я сражаюсь.
— Ты и твои люди убили сорок шесть воинов императора. Это преступление.
— Это бой, — Духарев пожал плечами. — Воины императора тоже убили одного из моих воинов.
Опрометчиво сердить тех, от кого зависит твоя жизнь. Но Сергею было наплевать.
Патрикий поморщился, а Духарев поймал весьма заинтересованный взгляд царевича Бориса. Похоже, арифметика, в которой выразилось столкновение двухсот ромеев и шести русов, произвела на него впечатление.
— Вы не воины, а разбойники, — процедил патрикий. — И вас накажут, как разбойников. Вас распнут! Распнут! — повторил ромей с явным удовольствием. — Завтра на рассвете! Уведите варвара! — бросил он страже.
— Ты поклялся, что сохранишь жизнь моим людям! — возмутился Духарев.
— Клятва, данная язычнику, — недействительна, — ухмыльнулся патрикий. — Верно, преподобный Филофей?
Поп с важностью кивнул.
— Я не язычник, ты, лживая ромейская обезьяна! — рявкнул Духарев. — Я — христианин!
— Ты должен выполнить обещание, патрикий, — заметил царевич Борис.
— Даже если он и крещен, это не важно, — сказал ромей. — Он разбойник. Этим всё сказано. У разбойников нет ни понятия чести, ни понятия верности клятве.
— Зато они есть у нас! — возразил царевич. Он определенно начинал нравиться Сергею.