- Ни-че-го! - Сообщил мичман. - Ровнехонькие стены. Грунт - песок с галькой. На глубине три метра - махонький отросточек водопроводной трубы. Наверное, за нее и зацепился. Одним словом - труба дело.
«Труба дело…» - мысленно повторил Еремеев.
В ворота въезжал «виллис» майора Алешина.
Вопреки всем скверным предчувствиям наказание за оплошность с «вервольфом» оказалось вовсе не таким уж суровым. Майор Алешин в присутствии Еремеева прочитал объяснительную записку, расспросил, как все было, и, ничего больше не говоря, отпустил лейтенанта восвояси. Два часа, которые прошли до повторного вызова в алешинский кабинет, показались Еремееву самыми томительными в жизни. Должно быть, эти два часа понадобились майору Алешину, чтобы подыскать достойное наказание для незадачливого конвоира, и он его нашел.
- Орест Николаевич, наша машинистка, Вера Михайловна, ушла в декрет. Придется вам какое-то время за нее поработать. Хотя бы двумя пальцами. Другого выхода нет.
Утром лейтенант Еремеев взбегал по винтовой лестнице старого флигеля, отпирал железную дверь секретной части, запирался изнутри на щеколду, задергивал на зарешеченном окне белые занавески, доставал из несгораемого ящика недоконченную работу и, подавив тяжелый вздох, присаживался за ненавистную машинку. Он ненавидел ее за черный цвет, за готическое слово «Аdlег», вызолоченное на каретке, за клавишу с литерой «U», заменявшую в перепаянном шрифте букву «и», за ее гестаповское прошлое (машинку нашли в брошенном особняке тайной полиции). Но все же оттопыривал два рабочих - указательных - Пальца и тарабанил так, что литера «О» пробивала бумагу насквозь; майор Алешин, вычитывая документы, морщился:
- Понежнее, Орест Николаевич, понежнее… Сами знаете, любая машина любит ласку.
Что нравилось Еремееву в шефе, так это всегдашняя вежливость в сочетании с твердым характером. Капитан Сулай - полная ему противоположность. Ходит в неизменной застиранной гимнастерке, хотя все офицеры комендатуры давно уже сшили щегольские кители с золотыми погонами. На ремне фляга в суконном чехле. К ней прикладывается постоянно -ту него болят простуженные почки, и он пьет отвар каких-то трав. Конечно, Сулай чекист божьей милостью; и чутье и хвагка, мужик рисковый- этого не отнимешь. Но уж очень ехиден - чуть что не так, скривит презрительно губы: «Эх, ты, пианист!…» И чем ему пианисты досадили?
В сердцах Еремеев снова стал рубить буквы «О». Пришлось заложить новый лист и начать все сначала: «…Обстановка в Альтхафене характеризуется деятельностью хорошо обученной и материально подготовленной диверсионной группы «Вишну», названной по кличке ее руководителя, бывшего офицера германского военно-морского флота. Настоящее имя и биографические данные руководителя группы установить пока не удалось.