Вечером они снова сидели в саду, где Галина Пилиповна накрыла шикарный стол - вареная картошка, огурчики, грибки маринованные, жаренная с лукой свинина и сказочно пахнущее, тающее во рту подкопченное сало с аппетитными мясными прослойками. Под такую закуску не грех било и выпить, и когда первая опустошенная бутылка "Казацкой" ушла под стол и Банда сходил в свой джип за подаренной Турсуновым "Смирновкой", языки ребят стали ворочаться более быстро и разговор у них получился пооткровеннее. Мать вскоре ушла в хату спать, оставив хлопцев наедине.
- Так ты не женился еще, Олежка?
- Да ну! Ты же видел - бизнес не позволяет, все времени нет с девками хороводиться, - засмеялся Востряков. - А ты, старлей, гляжу, тоже неокольцованный? Знать, зазнобушку еще не отыскал?
Банда отрицательно замотал головой.
- Расскажи, как ты? После госпиталя-то домой сразу поехал? Долго отходил?
- Ну, - Востряков сочно хрустнул огурцом, - сначала в Термезе валялся, ты же знаешь. Потом в Москву перевезли, грудь плохо заживала. Мне ж гады легкое тогда задели… Комиссия признала - не годен к строевой, а я и рад - надоело до чертей зеленых! Рапорт на увольнение по состоянию здоровья - и домой!.. Давай, Банда, за тех, кто там остался, - молча, стоя, по-нашему, как там. Помнишь?
- Давай!
Они выпили, помолчали, закусывая, и бывший лейтенант продолжал:
- Приехал - слабый-слабый, мать аж за голову схватилась. Ноги болят, дыхания никакого, голову при перемене погоды ломит - жить не хотелось..
Вернулся, словом, сынок - грудь в орденах, да самой груди нету… Наплакалась она по ночам!. Я ведь все слышал, подолгу заснуть не мог.
- Я тоже, Олежка, пока к тишине привык, к темноте, спокойствию, по полночи без сна валялся..
- Ну я и говорю… Но знаешь, полгода своего молока попил, - кивнул Востряков в сторону хлева, - воздухом родным подышал, а мать тут по бабкам побегала, какие-то травы на ноги и на грудь клала, какие-то заклинания надо мной старушки пошептали, так, поверь, Бог или черт помог, но…
Тьфу-тьфу! Вроде полный порядок теперь!
- Это хорошо, - немного пьяновато согласился Банда, подцепив вилкой маринованный боровичок.
- Ну а когда оклемался, думаю, поработать надо бы. Знаешь, огород хоть и свой, да и скотина своя, а без копейки - не то. Мать, - она у меня учительница, - гроши получает, не мог же я у нее на горбу-то сидеть… Вот. А у меня - сестра бухгалтером на молокозаводе. Поговорила там с кем надо - взяли меня начальником охраны. Ешь твою клешь - четыре пенсионера на проходной да два божьих одуванчика в ночных сторожах. Зарплата - тьфу, а чуть что - куда охрана смотрит, мол, сметану, масло, сыр центнерами с завода тянут, - Востряков разочарованно вздохнул и налил еще по одной. - Короче, я не выдержал да плюнул на все это гнилое дело… Давай, Банда, шмякнем за жизнь нашу с тобой собачью.