– Я уж всем говорил, вдругорядь повторю - ищу, кто убил владыку Амвросия. Верные люди сказали - тот, кто знает, проживает за рябой оклюгой.
– Соврали тебе верные люди! - обрадовал его голос, более или менее знакомый, но не Федькин. - За рябой оклюгой иные оклюги скопом, а при них - кладбища. Вот разве ухленник тебе надобен…
– Откапывать будешь, талыгайко? - скволь общий смех осведомился басовитый голос, опять же знакомый. - Лопаткой одолжить? Мы-то все закапываем, а ты - откапывать?…
– Ладно тебе, Тимоша, - вот этот звонкий молодой голос уже был точно Федькин. - Демка, растолкуй, что там за рябая оклюга.
– Верши, Федя… - со смутной угрозой предупредил Ваня.
– Да и бас верши, - огрызнулся Федька.
Вышел мортус, встал перед Архаровым и заговорил, не снимая черного колпака.
– Церковь на Красной площади знаешь? - спросил Демка. - О восьми куполах, и всяк на свой лад, и размалеваны - в глазах от них рябит? Ну так то она и есть. А за ней - уж не знаю, сколько церквушек. И при каждой - кладбище. И все - на спуске к реке.
– Покровский собор, - сказал кто-то.
– Благодарствую, - отвечал Архаров. - Простите, что без гостинца, вот вам на приварок.
Он достал из кармана кошелек, вынул несколько монет - и, не глядя, протянул руку.
Он полагал, что деньги возьмет Федька или же тот из мортусов, что рассказал про рябую оклюгу. Но вперед выдвинулся Ваня, коего Архаров уже как-то приспособился опознавать, и раскрыл грязную ладонь.
Что-то было в этом движении, подкупившее Архарова. Словно бы мортус - явно каторжник, колодник с вырванными неведомо за какие подвиги ноздрями, - показывал всем, что у него с диковинным талыгаем свои отношения, и таким образом вроде становился в глазах всего бастионного общества на какую-то иную ступеньку. Может, он тут считался старшим, вожаком артели, к которому сбегались в лапу все доходы. Опять же, никто бы не посмел назвать этого здоровенного и грозного Ваню подлипалой - а вот Федьку, скорее всего, назвали бы, и Ваня это знал.
– На приварок для всех, - повторил Архаров и опустил деньги на Ванину ладонь. - Хоть сала себе в кашу натолките, что ли.
– Отродясь такого охловатого талыгая не встречал, - вдруг сказал Ваня. - Грехи, что ль, зачунать вздумал? Колодников денежкой жалуешь? На том свете местечко утаптываешь? Ты верши, с кем дружишься!
И он вдруг стянул с себя дегтярный колпак с прорезями для глаз и рта.
Рожа его в неверном свете костерка была страшна, как смертный грех.
– Эка, удивил, - отвечал на это Архаров. - Вот кабы там у тебя херувимское личико… Ну, Бог в помощь, ребята.