Архаров рассказал вкратце и завершил так:
– Кабы дело было только в амурах - обошлось бы без смертоубийства. Доктор о побеге что-то такое знал, что не с амурами, а с немалыми деньгами и именитыми людьми связано. Я и князю Волконскому сказал. Он не берется вразумить старую княжну, однако обещал ей написать и сделать внушение…
– Доктор непременно знал, кто девице помог бежать, - задумчиво произнес Левушка. - Однако диковинно, что из-за убийства дом подожгли. Должно быть, тот убийца - особа на Москве известная…
– Вот и я о том же толкую. Что это? Опять?- Архаров прислушался.
– Дождик, - глянув за окно, сказал Левушка.
– Дождик?! Ливень! Так и барабанит! Никодимка, чеши мне волосы, пора ехать должность исправлять. Ты со мной?
Левушка посмотрел на него с недоумением и обидой.
– А ты полагал, нет?
– Ну так собирайся. Как приедем - не забудь Устину или кому другому донесение продиктовать. Пусть и твои труды к делу подошьют.
На Лубянке они обнаружили Матвея Воробьева.
С запойным доктором произошла обычная история - Архаров предложил ему оставаться в Москве, и Матвей согласился, полагая, что, избавившись от петербургских собутыльников, он начнет новую жизнь. Но московские собутыльники завелись тут же и оказались ничуть не хуже.
Захар Иванов отыскал Матвея в непотребном состоянии. Но было не впервой - он знал, где лежит Матвеева укладка со всяким врачебным прикладом, и привез доктора на Лубянку таким, каким нашел, даже не пытаясь как-то протрезвить.
Шварц для таких случаев - что привезут человека не низкого звания, не шибко виновного, и нужно его несколько времени подержать, - имел особую каморку с прочным запором. В той каморке были топчан, покрытый тюфяком и одеялом, стол и стул, а окна не было вовсе. Зато у двери стояло судно, которое арестанты непонятно с чего принялись звать женским именем «параша». Туда и засунули Матвея, здраво рассудив, что до утра от голода не помрет, и жестоко оставив его без опохмелки.
Поэтому доктор, выпущенный на волю, был весьма сварлив.
– Что? В покойниках копаться?! Николашка, да ты сдурел!
– Нужно знать об этом подлеце поболее, - терпеливо повторял Архаров. - Ежели его гнусное рожество решили огнем попортить, и для того целого дома не пожалели, значит, человек на Москве видный, многим известен. И, сдается мне, известен под благообразным видом католического патера. А тут, извольте радоваться, прихвачен с ножом в руках над свеженьким трупом. Матвей, добром прошу! Не то… ты меня знаешь!
– Ты у нас известный архаровец! - согласился Матвей. - Опохмелиться дашь?