Депутат тоже ничего не понял. Или сделал вид, что не понял.
— Какие серьги? Может ты, часом, на солнышке перегремшись?!
Шуршание бумаги, и Толян явно зачитал по-писаному:
— «Серьги женские, две штуки, с зелеными самоцветами», тут те и вес, и проба, всё прописано… Мозги-то не канифоль! Думаешь, не прознаем, каку-таку зазнобу ты аж в Луге завел? В ломбарде зазноба твоя сидит, чё на улице Тоси Петровой, приемщицей кличется! Вон бумажки-то, целу кучу там Петровичу наксерили-насерили, и все отчевой-то с фамилией твоей!
— Толян, я…
Депутат не договорил. Звук удара, шум падающего тела, еще один звук — значение его Ирина не поняла, долгий хрип…
— Ну вот, кровищей всё уделал… — протянул Вадюха.
— Ничё, все одно когти рвать не сёдня, так завтра. Халупу запалим, будет гаду кремация… А финку оставь свою, оставь в ём, не марайся…
Вновь послышались какие-то звуки — похоже, тело незадачливого депутата передвинули в сторону.
— Эх, штанцы знатные залило, — посетовал Вадюха. — Моднючие, бабцы городские с таких аж пищат, чёбы жопу навроде колготок обтягивали, и пупок весь нару… ТОЛЯН!!! ТЫ ЧЁ???!!!
Грохнул выстрел. Ирине показалось, что в соседней комнате бабахнула пушка — не больше и не меньше. Несколько секунд тишины, лишь эхо звенело в ушах.
Потом заговорил Толян — но, удивительное дело, из речи его напрочь исчезли и деревенские обороты, и блатные словечки, и неистребимое местное «чёканье».
— Вот и обрезик ко двору пришелся… Ты извини, Вадим, но больно уж складная картинка получается. Повздорили вы с депутатиком, ты его ножиком, а он, умирая, — дробью тебе в грудь… Зачем хорошим людям отчетность «висяками» портить? А так разом дело закроют.
2.
Лесник принюхался — из ствола кисло пахнуло застарелой пороховой гарью. День или два назад владелец оружия несколько раз из него выстрелил — а затем не почистил, вопреки всем наставлениям по стрелковому делу.
Заводской номер на девяносто второй «Беретте» отсутствовал — не спилен или сточен, попросту не выбит, когда пистолет покидал заводские стены. А ствол на пару сантиметров длиннее, чем положено — и на самом его конце резьба. Для крепления глушителя, надо понимать. Причем витки той резьбы поблескивают металлом, воронение сошло — значит, глушитель привинчивали.
Обрез двустволки, говорите? Ну-ну…
Документы, присыпанные песком в той же ямке, — паспорт и права на имя Петра Глебовича Завгороднего — любопытства у Лесника не вызывали. И без того понятно, что в небрежно замаскированном тайнике лежат вещи незадачливого агента. Путь, по которому тащили к озеру тело Незабудки, тоже мог не заметить лишь дилетант вроде Светлова.