Тем временем умерла моя мать. Когда после ее смерти я в третий раз приехал в Вену, - на этот раз на многие годы, - я опять был уже в спокойном настроении, ко мне вернулась прежняя решимость, и я теперь окончательно знал свою цель. Я решил теперь стать архитектором. Все препятствия надо сломать, о капитуляции перед ними не может быть и речи. Размышляя так, я все время имел перед глазами пример моего покойного отца, который все-таки сумел выйти из положения деревенского мальчика, сапожного ученика и подняться до положения государственного чиновника. Я все же чувствовал более прочную почву под ногами, мои возможности казались мне большими. То, что я тогда воспринимал как жестокость судьбы, я теперь должен признать мудростью провидения. Богиня нужды взяла меня в свои жесткие руки. Много раз казалось, что вот-вот я буду сломлен нуждой, а на деле именно этот период закалил во мне волю к борьбе, и в конце концов эта воля победила. Именно этому периоду своей жизни я обязан тем, что я сумел стать твердым и могу быть непреклонным. Теперь я это время благословляю и за то, что оно вырвало меня из пустоты удобной жизни, что меня, маменькиного сынка, оно оторвало от мягких пуховиков и отдало в руки матери-нужды, дало мне увидеть нищету и горе и познакомило с теми, за кого впоследствии мне пришлось бороться».
Бедный и бледный юноша, выходец из провинции, могущий рассчитывать только на свои силы, рано потерявший родителей и отвергнутый - с первой попытки интеллектуальной верхушкой общества, - такова судьба тех, кто с ранних лет метил себя в Наполеоны, кто готов был завоевать весь мир, лишь бы добиться поставленной перед собой цели. И молодой Адольф Гитлер не был исключением в этом ряду. Столкнувшись в юности с неприступной стеной непонимания (в самом прекрасном городе Европы), он решил добиться всего, чего пожелал, используя для того все средства, в том числе и мистического характера.
* * *
«В этот же период у меня раскрылись глаза на две опасности, которые я раньше едва знал по имени и всего значения которых для судеб немецкого народа я, конечно, не понимал. Я говорю о марксизме и еврействе. Вена - город, который столь многим кажется вместилищем прекрасных удовольствий, городом празднеств для счастливых людей, - эта Вена для меня к сожалению является только живым воспоминанием о самой печальной полосе моей жизни. Еще и теперь этот город вызывает во мне только тяжелые воспоминания».
Каждый из будущих «Наполеонов» ищет причины своих неудач в жизни, исходя из собственных представлений о том, кто и что может помешать ему продвигаться по жизненной лестнице. Для Гитлера причины эти крылись в двух сферах - идеологической (марксизм) и национальной (расизм). Опять же, здесь типичный подход человека, едва вступающего в жизнь: ему мешают иноверцы, «захватившие все посты», и учение, в которое не вписываются его личные взгляды.