— Венсан мне рассказал. Но зачем так реагировать? Зачем идти по следам зла, вместо того, чтобы постараться забыть?
— Эти два случая вызывали у меня влечение к смерти. Смерть меня гипнотизирует. И главное, я хочу знать, хочу понять. Смерть д'Амико не имеет ничего общего с преступной мотивацией, но она стала как бы преамбулой. Преддверием ада. Тело Софи стало апофеозом. Вопрос открытый, как зияющая рана. Как такое возможно? Как человек мог сделать такое? Я воспринял эти события как перст, указующий на меня. Я был выбран, избран для того, чтобы понять исконную природу насилия. И я думаю, что где-то в глубине души я испытываю какие-то угрызения совести.
— Угрызения совести?
Марк ответил не сразу. Он затронул самые глубокие струны своего естества. То, о чем он никогда еще не говорил вслух,
— Когда я нашел тело моего друга, а потом тело Софи, я потерял сознание. Я убежал от этого мира. Я говорю не о коротком обмороке. Это была настоящая кома. В первый раз — неделя. Во второй — три недели. Вроде бы такое бывает при тяжелых потрясениях. Но эта кома вызвала ретроградную амнезию.
— То есть?
— Из памяти стерся сам момент обнаружения тел и часы, которые предшествовали ему. Как будто мое сознание смазали в двух направлениях, в смысле времени, понимаешь?
— Чего я не понимаю, так это твоих угрызений. Марк почти кричал:
— Но я не знаю, чем занимался непосредственно перед тем, как они умерли! — Он ударил кулаком по своей ладони. — Может быть, я мог как-то предотвратить эти события… А может быть, я сам их спровоцировал. Сказал что-то резкое д'Амико или мог остаться с Софи, но не остался… Не знаю. Боже мой, я даже не помню последних слов, которые мы сказали друг другу…
Хадиджа молчала: потрескивал огонь, шли секунды.
— В любом случае, — отрезал Марк, а он понимал, что сейчас он несколькими словами должен описать свое предназначение, — я был в долгу перед ними обоими, я был обязан провести это расследование ради них. Их смерть — это черная страница в моей памяти. Я должен был узнать что-то о смерти, о крови, о зле, чтобы как-то восстановить забытое. Я не знаю, кто убил Софи. Его следов так никогда и не нашли. Но по крайней мере, я приблизился к силе зла, убившей ее. Эта сила заключена во всех убийцах, и я смог увидеть ее изнутри.
Хадиджа выпрямилась. Казалось, его последние слова о чем-то напомнили ей.
— А эта надпись на простыне, в гостинице: «Прячься быстрее: папа идет», что она значит?
— Не знаю. Эта та часть сущности Реверди, которая осталась скрытой от меня.
— А почему он написал ее в виде угрозы?