Она не реагировала. В обмороке. Может быть, уже мертва. Он продолжал, словно она могла его слышать:
— Нет? Ты не знаешь эти слова Корана?
«Написано, что Пророк, еще до исполнения своей миссии, заснул глубоким сном на земле. И два белых человека спустились справа и слева от него и встали там. И белый человек слева рассек ему грудь золотым ножом и извлек сердце, из которого удалил сгусток черной крови. А белый человек справа рассек ему живот золотым ножом, и извлек внутренности, и омыл их. И они вложили органы на место, и с тех пор Пророк стал чист и мог проповедовать веру…»
Реверди поймал клапан, прикрепленный к баллону со сжатым воздухом. И впервые в его голосе послышалась злость:
— Благодари меня, Марк. За себя и за нее. После всей вашей лжи, ваших надругательств, я очищу вас, омою, как белые люди из Корана…
У Марка не оставалось сил, чтобы поднять голову — вспышки, темные пятна затуманивали его сознание. В его мозгу крутилась только одна мысль: выиграть время. Несколько секунд. И попытаться сделать что-то, все равно что, лишь бы спасти Хадиджу.
Убийца уже собирался взять в рот загубник, когда Марк выдохнул:
— Подожди.
Его голос звучал как шелест:
— Бамбук, почему бамбук? Почему листья подавали тебе сигнал к убийству?
Реверди замер и улыбнулся:
— Это все платья.
— Платья?
Он провел пальцами по своему лицу, сверху вниз.
— Платья моей матери, от Лоры Эшли… Когда я сидел в шкафу, когда я умирал от страха, когда я задыхался, они свисали с вешалок и гладили меня по лицу. Это прикосновение навсегда связалось для меня со страданием. Каждый раз, когда я чувствую, как листья бамбука прикасаются к моему лицу, я снова оказываюсь в шкафу. Это точно такое же ощущение, та же легкость. Я чувствую, как платья касаются моего лица. Я слышу мою мать и ее вздохи наслаждения. И я снова жажду черной крови…
Реверди закусил загубник. Потом спокойно сел на пятки, на азиатский манер, и уставился в глаза Марка.
Это был конец.
Хадиджа, без сомнения, уже умерла. А ему оставалось всего несколько секунд. Он слышал неестественные звуки дыхания Реверди, а сам задыхался, понимая, что все больше и больше отравляется углекислым газом.
Реверди подкарауливал каждый его вдох. Он уже не нуждался в анализаторе воздуха. Достаточно было посмотреть на лицо Марка. Когда его черты застынут, ныряльщик снимет маску, задержит дыхание и поднесет маленький стойкий огонек к заклеенным ранам, чтобы выпустить из них черную кровь.
Кровь.
На краю небытия Марка осенило.
Он не мог уже ничего сделать, только испортить ритуал Реверди.