И боль.
Боль пронизывает тело, прорастает через него, как живое существо, пробуждаясь всякий раз в новой точке, в зависимости от времени суток. Злое, неукротимое чудовище, заключенное в ее теле, пытается выбраться через едва зажившие раны.
И каждый раз взрывается в ее горле.
Жестокий укус, невидимые челюсти, рвущие ее губы.
Новый «кризис» сознания.
Но она уже лучше контролирует свои ощущения.
Она лежит в белой, почти пустой палате. Все оттенки белого: истертый на стенах, серебристый на арматуре кровати, полосатый на окне с жалюзи.
Перед ней стоит человек из пемзы. Его улыбка стала ближе, менее ироничной. От его присутствия возникает то же ощущение, что и от запаха лекарств. Ощущение успокоенности, смешанной с грустью, с тревогой.
— Через несколько дней вам снимут швы. Хадиджа не может ответить, не может даже реагировать. Она обезображена, она знает это. Врач мягко берет ее за руку:
— Не переживайте, вы великолепны. Через какое-то время даже шрамов не останется. — Он делает вид, что смотрит назад, через плечо. — Вас оперировал лучший врач. Один из самых блестящих пластических хирургов в «Сальпетриер». Он создал маленький шедевр.
Она пристально смотрит на его. Каждый взмах ресниц — это немой вопрос. Человек продолжает:
— Я занимался вами в реанимации. Вашими ранами. Их было много, но все поверхностные. Ваши вены заживают очень быстро. Были еще ожоги от клея, но и тут ничего глубокого. — Он легонько сжимает ее руку. — Вы поправляетесь. Правда. Я вам не сказки рассказываю.
Хадиджа отваживается произнести:
— Марк?
Это уже лучше. Она услышала: «Маак». Ожог заживает.
— Все еще в коме. Но рано или поздно он проснется. У нас есть его история болезни. С ним такое уже было два раза. Нет оснований думать, что он не придет в себя, как в прошлые разы…
— Его… раны?
— Кровопотеря. Настоящее месиво внутри. Но его выходили. Швы повсюду, на каждой вене. Кропотливейшая работа. Раны уже рубцуются.
Хадиджа закрывает глаза. Она по-прежнему чувствует боль, но теперь боль приносит радость. Она призывает на помощь успокаивающие образы, они вспыхивают перед ее глазами как молнии: дом, дети, гармония с Марком… Образы меркнут: этого не может быть. Они никогда не будут жить вместе, и, главное, они никогда не забудут комнату с нишами.
— Ре… верди?
На лице врача появляется неуверенная гримаса.
— Мертв.
— Как?
Он пожимает плечами, берет в руку график, висящий над кроватью.
— Я не знаю подробностей. — Он изучает температурную кривую. — Полицейские придут поговорить с вами. Они все объяснят.
Хадиджа снова закрывает глаза. Мысли бьются одна о другую. Реверди мертв, Марк жив: она должна бы радоваться этому. Но внутри ее ворочается тревога. Темный червь, которому достаточно лишь найти направление, лишь сделать усилие, и он вырвется наружу.