— Бегом!
"И неважно,
Чем он занят,
Если он толстеть
Не станет…
А ведь он
Толстеть не станет…"
Да уж, тут не растолстеешь…
Путь до большой дороги оказался намного сложнее, чем планировалось. Началось всё, конечно, за здравие: Битый знал в окрестных горах каждую тропку, старика священника усадили на коня благородного сета и тронулись в путь. Через час Мирон начал заметно хромать. Еще через полчаса стало ясно, что по пересеченной местности он не ходок. К чести Нижниченко, он не стал строить из себя героя и без всяких споров уселся на и так груженного сверх всякой меры Ушастика. Суперпони, похоже, увеличения нагрузки даже не заметил, но это было только начало. Ещё через полчаса из сил выбился Йеми. Посадить двух человек на двужильного конька не было физической возможности, Мирону пришлось перебираться к Огустину. Коню благородного сета это категорически не понравилось, и он резко сбавил темп. Уговоры и понукания хозяина никакого эффекта не дали. Огустин применил свои способности к мысленному общению, после чего заявил, что быстрее двигаться с такой нагрузкой скакун не в состоянии. В довершение всего, вскоре после полудня зарядил мелкий нудный дождь, так же замедливший передвижение. В итоге, за день они даже не смогли добраться до тракта: быстрые весенние сумерки застали путешественников в предгорьях. К счастью, перед тем как стемнело, они успели заметить петляющую неподалеку дорогу с вершины холма.
Заночевать решили в заросшей кустарником лощине, где заметить их было невозможно, если только не подобраться вплотную. Пока Мирон, Женька и Битый обустраивали лагерь, Йеми давал Балису и Сашке последние наставления о том, как вести себя в городе. По окончании инструктажа протянул небольшой свиток, перевязанный тонкой и липкой на ощупь, вероятно — просмоленной, веревкой, один из концов которой был украшен небольшой сургучной печатью.
— Что это? — удивился Балис.
— Читать умеешь?
— На своём языке — умею. На вашем — не пробовал.
— Попробуй.
Развернув свиток, Гаяускас попытался в неровном свете небольшого костерка разобрать начертанные письмена. Тщетно. Чудесным образом приобретенное знание языка касалось только устной речи.
— Здесь написано, что предъявитель сего, именем Балис, младший гражданин, состоит на службе у благородного сета Олуса Колины Планка и послан оным сетом в город Плесков по его, сета, делам.
— Неплохо.
— Лишний раз грамотой этой трясти не надо. Только если местная стража прицепится. Лучше всего никакой лишней памяти в городе о себе не оставлять.
— Еще бы не лучше, — усмехнулся отставной капитан. — А чего только на меня одного?