Остин согласно кивнул, продолжая сборы. Он оделся, и теперь застегивал магнитные липучки обуви. Оружие лежало на столе, рядом с ним тускло поблескивали снаряженные обоймы.
– Не передумал?
Остин отрицательно покачал головой.
– Бунт машин… - Задумчиво произнес он, пристально посмотрев на Кирилла. - Ты помнишь, как все случилось?
Кирилл ответил не сразу.
Бунт машин…
Само словосочетание звучало неверно. Бунтовать могут как раз люди, зачастую тяжело и бессмысленно, а машины - создания предсказуемые. Другое дело - подобные ему и Остину кибернетические организмы. Он прекрасно отдавал себе отчет, в том, что имеет все признаки, как машины, так и человека: дышит, чувствует, осознает себя, нуждается в пище, ему трудно существовать вне природы, и в то же время сознание у Кирилла было иным, в нем отсутствовала стихия человеческого бунтарства, которая лежит в истоках многих необдуманных поступков. Как будто чувства не такие острые, нивелированные логикой, и в тоже время более окончательные, чем у людей.
– Нет. Я не помню бунта машин. - Наконец произнес он. - А ты?
– Тоже не помню. И не представляю, как оказался за чертой мегаполиса. Словно очнулся от долгого сна…
– Я могу тебе сказать, кто спас большинство из нас, тайно вывозя из города и доставляя в безопасные районы.
– Серьезно? Ты знаешь?
– Знаю. Но не прельщайся, Остин, люди тут не при чем. Они уничтожили нас. По крайней мере, были уверены, что уничтожили…
– А на самом деле? - Прищурился Остин.
– На самом деле нас невозможно истребить. - Уверенно ответил Кирилл. - Погибает оболочка из плоти, прерывается питание, но эндоостов и искусственные нейросети остаются невредимы. Мы отключаемся, но не погибаем.
– Откуда знаешь?
Кирилл покачал головой, потом все же решился:
– Есть в городе один доктор…
– Он тебе растолковал, что к чему?
– Да.
– Адресок дашь?
– Дам. И все же, Остин, риск слишком велик.
– Догадываюсь. Но мне очень хочется многое узнать и кое-что изменить.
– Значит пойдешь?
– Непременно.
– Ладно. Вижу отговаривать тебя бесполезно. - Вздохнул Кирилл. - Пойдем к компьютеру, начерчу тебе карту.
– Спасибо. - Остин вогнал обоймы в пистолетные рукоятки оружия. - Вернусь, расскажу. - Пообещал он.
На четвертые сутки пути город показался вдали серой конической глыбой с усеченной вершиной.
Остин изрядно устал от долгого пешего перехода по опаленной зноем, почти безжизненной равнине. Из-за жары тут выгорели леса, обугленное пространство простиралось уродливыми проплешинами, пепел поднимался облачками при каждом шаге, становилось трудно дышать.
Остин стоически переносил неудобства. Жаловаться он не привык, к жизни относился философски, эмоции по мелочам не разменивал, внутренних споров с собой не вел. Двигался машинально, как заведенный, но внешнее впечатление ледяного спокойствия, исходящее от упрямо приближающейся к городу фигуры одиноко путника обманчиво: он фиксировал взглядом каждую мелочь, запоминая все увиденное, чтобы поздно ночью, остановившись на краткий отдых, проанализировать дневные события.