Я легко поднял ее; усадил, прислонив спиной к стене. Девушка глубоко вздохнула, открыла глаза и, увидев меня, вскрикнула.
- Не бойтесь! Я не из той компании. Тут мы с ними немного подрались… Короче, я их разогнал. Так что не волнуйтесь. Все в порядке.
- Спасибо! Не знаю, как вас даже благодарить. Ой, у вас лицо в крови! Это они вас?
- Они. Ничего, им больше досталось.
Знала бы она, насколько больше!
Надо поскорее увести ее отсюда, пока она не увидела трупы. Хорошо хоть, в темноте их не сразу-то и заметишь.
- Вы можете идти?
- Да.
Я помог ей встать.
- Большое вам спасибо. Я тут недалеко живу, я дойду.
- Ну нет! Одну я вас не отпущу. Да и куда вы - домой в таком виде? Идемте ко мне. Это совсем рядом. Приведете себя в порядок, а потом я провожу вас домой.
- Ой, да неудобно…
- Удобно-удобно. Я один живу, так что вы никому не помешаете. Обещаю не приставать. Я - не они.
- Хорошо, уговорили. Спасибо.
Мы вышли через другой конец двора, и я облегченно вздохнул. Она так ничего и не заметила.
- Кстати, как вас зовут?
- Люда.
- Очень приятно. А меня - Сергей.
- Взаимно.
- Вот здесь я и живу. Заходите.
Я выделил Люде нитки, иголку, мыло, полотенце и пузырек йода и отправил ее в ванную. Сам умылся на кухне, заклеил пластырем царапину на щеке, полюбовался на синяк под глазом и распухшее ухо (покойники бить умели) и, вернувшись в комнату, стал ждать, слушая доносившийся из ванной плеск воды.
Вскоре появилась Люда. Юбка на ней была аккуратно зашита - если не приглядываться, ничего и не заметишь. Правда, царапины на щеке остались, но Люда успела сделать другую прическу, которая почти полностью их скрыла.
- Ну вот, теперь совсем другое дело. Можно идти домой. Я провожу.
- О, у тебя видео есть. Можно посмотреть?
- Да, конечно. Только недолго - тебя, наверное, дома заждались.
- Да, Сережа, ты прав. Мне, пожалуй, пора.
- А ты заходи в другой раз, не так поздно. Тогда и посмотрим.
- Обязательно зайду! Спасибо.
- А пока я тебя провожу.
* * *
Люда пришла на следующий же вечер. Для начала я поставил ей комедию. Сам-то я смотрел ее раз двадцать, но Люда так заразительно смеялась, что и я не мог удержаться.
Она поразительно умела сопереживать тому, что творилось на экране - пугалась чудовищ, волновалась за судьбу попавших в беду героев, радовалась их удачам. И ее состояние передавалось мне - я волновался и радовался вместе с ней.
А потом мы танцевали с ней вдвоем в моей квартире, лихо отплясывали рок-н-ролл, и, устав, повисали друг на друге в медленном танце; и вот тогда, замирая от волнения, я впервые поцеловал ее. И она не отстранилась, не оттолкнула меня, а лишь прижалась крепче, и мы кружились, кружились по комнате, не замечая, что пластинка давно кончилась.