Все присутствовавшие выглядели устало. Треволнения вчерашнего дня, усугубленные бессонной ночью, вымотали бы и молодых. Здесь же находились люди в возрасте. Шеин, на середине четвертого десятка, среди них был юным.
Но усталость усталостью, а при виде Командора одобрительно зашушукались. По вполне понятным причинам.
Шушуканье быстро стихло, едва пригляделись к вошедшему.
В наступившей тишине Кабанов шагами Командора медленно направился к поднявшемуся Шеину.
Тот прежде изобразил на надменном лице улыбку, однако по мере приближения Кабанова улыбка сама сошла с губ.
Сергей навис над невысоким воеводой и вдруг резким движением ухватил Шеина за бороду, подтянул и ледяным тоном спросил:
– Куда невольников из Кафы подевал?
– Отпустил. Всех отпустил. Видит… - Но клясться и призывать в свидетели Всевышнего вдруг расхотелось.
Любой человек боялся дыбы и прочих прелестей Преображенского приказа, однако взгляд Командора показался генералиссимусу намного страшнее. Словно не заурядный полковник глядел, а сама смерть, от которой ни откупиться, ни отвертеться.
Бояре вскочили с мест. Они не видели взгляда. Для них происходящее было нападением, сродни бунту стрельцов. Не хватало лишь решительного крика, чтобы все встали на защиту воеводы.
– В свои вотчины крепостными? - уточнил Командор.
Его голос заставил всех в зале насторожиться.
– Я же как лучше хотел, - как-то по-бабьи попытался оправдаться воевода. - Куда им было идти? А уж потом…
– Отпусти его, - велел Ромодановский.
Князь-кесарь что-то начал понимать, но считал себя ответственным за порядок. А какой порядок, когда полковник хватает генералиссимуса?
Командор послушался. Он отпустил бороду воеводы и тут же от души приложил жертву кулаком.
Шеин послушно отлетел прочь и врезался в массивное кресло. Мелькнули ноги, и воевода оказался на полу по ту сторону подвернувшейся мебели.
– Этот человек забрал себе всех бывших татарских невольников, освобожденных во время рейда в Крым. - Командор медленно обвел взором застывших бояр.
Первым все понял Ромодановский. Он обошел кресло, навис над поднявшимся на четвереньки Шейным и мрачно спросил:
– Это правда?
Никакого удивления князь-кесарь не высказал. Он привык иметь дело с людскими пороками и скорее бы удивился, обнаружив в человеке что-то светлое.
– Куда же их было девать? - жалобно отозвался воевода. Вставать во весь рост он не спешил. И даже не жаловался на публичные побои. - У них, чай, и домов давно нет.
Бояре опять зашумели. На этот раз - возмущенно.
Никому по большому счету не было дело до вчерашних невольников. Но факт, что кто-то присвоил людей себе, не поделившись, задевал до глубины души. Даже союзники генералиссимуса в борьбе за власть отвернулись от него, как от предателя. Если же учесть, что на такой высоте соперников всегда больше, чем союзников и каждый из них мечтает свалить удачливого конкурента, то в данный момент все симпатии были на стороне Кабанова.