– Уверен, что теперь уже ничто не помешает вам сделать это. Вы почти у цели. Прошу следовать за мной.
Закутанный человек нарочито сутулился, но голос был молодым. Лён послушно двинулся за проводником. Прогнившие доски настила хлопнули по воде. Проводник выпрямился, откинул капюшон. Лица все равно не было видно, однако блик от дальнего фонаря блеснул на лаковом козырьке и золотом шнуре фуражки. Офицер.
– Виноват… Честь имею представиться: имперского флота лейтенант гвардейского экипажа Кронин.
Лён в ответ сдвинул сбитые каблуки и наклонил голову.
У причала подрагивала на мелкой зыби почти неразличимая надувная лодка.
– Прошу садиться…
– Благодарю, лейтенант… – Раз оба офицеры, можно не добавлять “господин”.
Лодка закачалась. Лён взмахнул руками, быстро сел. Спросил, чтобы загладить неуклюжесть:
– Долго будем идти? – Он помнил, что моряки не говорят “плыть”.
– Сорок минут, суб-лейтенант. Возьмите плащ, на воде прохладно.
– Благодарю.
Что ни говорите, а приятная вещь – офицерский этикет. “Честь имею представиться… Прошу следовать…” Да, офицеры – соль земли, аристократы духа. Это всегда внушали юным гвардейцам школьные наставники. И были, конечно, правы. Жаль, что в этом благородном обществе Лёну оставалось быть недолго.
Или уже не жаль?
Жалей, не жалей – выхода нет.
Если не станут задерживать, уйдет сразу, как передаст запись. Если сразу не получится – тогда при первой возможности. Возвращаться в школу нет смысла. Рапорт он отправит по почте.
“Настоящим доношу, что…” Нет, не так, надо по-офицерски: “Честь имею доложить, господин генерал, что больше не считаю возможным находиться в составе вверенной Вам гвардейской школы. Вынужден отказаться от звания суб-лейтенанта и чести носить обещанный Вами кортик. Смею обратиться с единственной просьбой: сообщите воспитанникам школы, что мое исключение было лишь инсценировкой, вызванной условиями особого задания… Честь имею, господин генерал…”
“А имеешь ли ты честь? Ты отпустил врага, который оказался у тебя на дороге…”
“Потому что я не убийца! Мы оба поступили честно, предоставили жребий судьбе…”
“Это потом. А сперва был другой жребий! Вот тогда-то в самом деле все было честно, по-солдатски… Если бы короткий стебелек выпал тебе, ты прыгнул бы со скалы?”
“Я… наверно, да. Куда деваться-то…”
“А т о т струсил”.
“Он маленький…”
“Он солдат”.
“Он… не так уж и струсил. Он потом прыгнул бы, если бы мы не решили спросить судьбу”.
“Чушь это! Такая судьба – индейка… Вернее, глупая водяная курочка. Первый раз – там была настоящая судьба. Ты не должен был спасать Зорко”.