И только когда взялся за дверцу понял, что на этот раз начальник фельдъегерской управы правителя Лиордана превзошел сам себя.
С тихим шелестом, словно бы вся разом превратившись в песок, пеноформа осыпалась, водопадом быстро испаряющейся серой пыли. И из под неё, как будто всплывая показалась огромная как двуспальная кровать, крыша жемчужно - синего цвета, а затем и все остальное. Перед мной, в отвратительной луже из пыли стояла 'Принцесса ночи' - сверх дорогой лимузин производимый целиком вручную.
Я оглянулся на полицейского. С такого расстояния слов было не разобрать, но я так отчетливо прочитал по губам, как будто стоял рядом.
– Нет, этот парень трахает не жену адвоката. Как минимум он трахает судью.
Если б он знал, как недалек от истины.
Но сюрпризы не закончились.
С легким шелестом дверь скользнула в сторону открывая стандартные для армейского штурмбота внутренности, слегка облагороженные дорогими отделочными материалами.
Все было на месте. Даже боевые шлемы в зажимах над местом водителя и командира.
Я понятия не имел, кому, и главное зачем понадобилось впихивать серьезную боевую машину в шкуру лимузина но, зная нравы гатрийцев, мог догадываться.
Я не очень аккуратный водитель. И при первой же возможности, стараюсь выжать из машины все что можно. И что нельзя тоже. Потом, услышав, как машина начинает жалобно пищать, становлюсь сентиментальным как… ну например как имперский палач. Заправляю её лучшим топливом и ставлю самые дорогие запчасти вместо сожженных, и вообще всячески ублажаю. Делаю это не из-за какого-то механистического садомазохистского комплекса а потому что мне всегда хочется знать пределы прочности вещи которой пользуюсь. Но тут я пас, эта машина похоже не запищит. Даже если её заправить соплями пополам со взрывчаткой. Собственный генератор прокола, гравиподвес, силовая защита и прочее. Настоящий танк.
Для начала я разогнался до двухсот пятидесяти. Конечно, я понимал, что это не может быть пределом для машины такого класса. Но мне было интересно, как она себя поведет на трассе. При такой аэродинамике, она должна потерять стабильность примерно на четырех сотнях.
Я мягко давил акселератор надеясь поймать границу отрыва, когда нежный женский голос произнес:
– Скоростная активация полетного режима. Зона ответственности автоматики.
Какие-то выдвижные фиксаторы прижали меня к креслу не хуже ремней безопасности, и голос как-то очень по-будничному закончил.
– Отрыв. Подъем метр в секунду.
Повинуясь скорее интуиции, чем знанию я выдохнул в сторону приборной панели: