– Джулиан? Это ты? Старый ты стал, Джулиан. Очень старый. Откуда ты звонишь?
– Из Галэна. Это небольшой городок в Калифорнии.
– Говорят, там хороший климат…
– Да, здесь хорошо.
– А у нас три дня льет как из ведра.
– Профессор, мне нужна ваша помощь. Несколько цитат из тех старинных книг, которые есть в вашей личной библиотеке.
– Да, да, я слушаю…
– Вас это не очень обременит?
– Нет, буду рад помочь. Скажи, какие нужны книги, я запишу.
– Сначала запишите номер телефона. Я буду через несколько минут. Позвоните, когда подберете книги.
Он продиктовал номер Лориного телефона и перешел к делу:
– Так, прежде всего Богэ…
– Да, Богэ… Я пишу, дальше.
– Продолжаю: Реми. И Биллуарта. А кто автор той книги с длинным названием?
– Де Ланкрэ?
– Да, да, Пьер де Ланкрэ. О, чуть не забыл, – еще мне понадобится трактат Бенедикта.
– Записал. Бенедикт. Это все?
– Думаю, этого вполне достаточно.
– О'кей! Жди звонка. Но Джулиан…
– Да, сэр?
– Чем ты там занимаешься? Эти книги… Эти авторы… Неужели ты нашел…
– Не по этому телефону через коммутатор в гостинице. Да, возможно. Наконец-то!
– Боже мой, Боже мой!
– Я заканчиваю разговор, сэр. Пожалуйста, позвоните, как только сможете.
– Да, конечно, Джулиан, мальчик мой. Если ты хочешь дожить до моих лет, прошу тебя, действуй очень осторожно… Обещаешь?
Доку Дженкинсу, сидевшему в гостиной Лоры, было невероятно стыдно за себя. Он проанализировал свой поступок и не нашел никакого оправдания. Может быть кто-то другой попытался бы объяснить все рационалистически: дескать, это был врачебный осмотр, чисто профессиональный интерес. Но делом чести для Дженкинса было никогда не обманывать себя. Никакой медицинской необходимости снимать с Лоры одеяло не было. «Воспользовался преимуществом перед самим же усыпленной женщиной, – корил себя Док. – Это недостойно джентльмена и непростительно для врача. Стареющий маразматик… Последний всплеск мужского естества, подобно тому как вспыхивает свеча, прежде чем погаснуть? Может быть, и так. Но все равно это непростительно. Хотя бы потому, что уже несколько лет Лора нравится мне». У доктора родилось странное чувство некоего душевного родства с насильником в том смысле, что он теперь по крайней мере мог понять мотивацию его поступка. Ведь только несколько мгновений отделяли Дока от возможности самому совершить гнусность. Будь желание чуть сильнее, а воля слабее, он мог бы переступить запретную черту и удовлетворить свою похоть с этой и так уже пострадавшей женщиной. И это он – хороший муж и отец, уважаемый всеми целитель, один из столпов местного общества, добрый старый Док!