В ушах Тима нарастал и завывал звук – раздражающий, высокий, свистящий, выходящий за пределы человеческого слуха.
– «Ореела боганна»… – он имел тебя через зад…
– «Ореела боганна»… – или ты брала в рот его…
– «Ореела боганна»… – еще и еще, пока эта поганая сука не заговорит…
Неясные лики, хватающие руки, чьи-то бесплотные взгляды – все это роилось вокруг Тима, как стая летучих мышей.
Как загипнотизированный, он опять и опять выговаривал заклинание: «Ореела боганна, ореела боганна»… на дыбу ее…
«Ореела боганна, ореела боганна, ореела боганна».
Пронзительный звук больно впивался ему в уши, как штопор ввинчивался в мозг. Шум перерос в оглушающий гул. Земля под ним вздыбилась, словно морская пучина. Тим пытался удержаться на ногах. Плита на могиле матери закачалась, и могила разверзлась как при землетрясении.
– Мама.
Все звуки вдруг стихли, как бы отсеченные гильотиной. Тим замер в неожиданной тишине, чувствуя себя мухой в янтаре: он не мог двигаться, дышать и даже слышать биение собственного сердца. Единственное, что он ощутил, была тяжесть руки у него на плече, руки, протянутой кем-то из-за его спины.
От этого прикосновения Тим закричал, упал на землю и уронил книгу.
– Оставь ее в покое.
Дрожащий, распростертый на холодной кладбищенской земле, Тим со страхом обернулся и посмотрел вверх на источник голоса.
– Оставь свою мать в покое, – повторял Джулиан. Тима трясло. Он поднялся, весь перепачканный. Ветер, свист, шорохи – все прекратилось. Могила была гладкой и ненарушенной. Земля не раскололась. Не веря своим глазам, он провел рукой по надгробью.
– Я думал, я видел… – прошептал он.
– Забудь, что ты видел, – жестко сказал Джулиан, – или думал, что видел. Выбрось это из головы.
Джулиан поднял с земли упавшую книгу. Он взял Тима за руку и повел с кладбища.
По дороге к гостинице Тим извинился:
– Простите меня за книгу. Я собирался ее сразу же вернуть…
– Это могущественная книга, – пояснил Джулиан. – В ней содержатся тайны, которые когда-то были известны людям, но потом о них предпочли забыть. Миллионеры предлагали целые состояния, лишь бы увидеть хоть одну ее страницу. Люди убивали за нее. Другие умирали под пытками, но не выдавали место, где была спрятана книга. Многих она свела с ума. Название переводится с латыни как «Потерянные искусства». Истолковать это можно двояко. Потерянные в традиционном смысле слова и «потерянные» – проклятые, как иногда говорим мы, «потерянная» значит проклятая душа.
Через секунду Джулиан повторил:
– Потерянная душа. Как легко мы это говорим. Это уже стало клише. Но ты никогда не задумывался, что это значит? Где-то в книге есть предупреждение о людях, которые вынуждены заниматься «потерянными искусствами». Они обречены навечно и безвозвратно. Я не религиозен, но меня всегда пробирает мороз, когда я задумываюсь над этим. Быть обреченным на что-то безвозвратно, навечно. А навечно – это без конца, без надежды. Подумай об этом. Ведь жизнь наша вся состоит из перемен. Изменчивость – это хорошее, здоровое, естественное явление. Даже смерть и то приносит перемену – по крайней мере распад материи. А для людей религиозных это изменение качественное: «Мы не будем все спать, мы все изменимся», – говорится в Священном писании. Вещь, которая никогда не меняется, – это чудовищное явление, противное всем законам природы. И для человека быть навсегда обреченным на неизменность – это быть в аду… Я вздрагиваю, когда думаю об этом.