– Ты откуда, товарищ паровоз? – через некоторое время спросил Ислам.
– Сам паровоз, – беззлобно отозвался Гара и пояснил, – на танцы ходил в ДОСА.
– Ладно врать, по будням танцев не бывает.
– Шутка, бамбарбия, пошел туда-сюда, покрутился, думал, тебя встречу, а ты уже здесь сидишь. Где был?
– На море, – ответил Ислам, – токо что пришел.
– Один?
– Нет, со Светкой.
– Какой Светкой, Катькиной дочкой?
– Да.
У Катьки, местной особы легкого поведения, была пятнадцатилетняя дочь, но она уже тоже подавала надежды, к тому же выглядела на все двадцать.
– Дала? – с деланым равнодушием спросил Гара.
– Конечно, что бы я здесь делал сейчас, я бы там еще был, уговаривал.
– Поклянись, – потребовал Гара.
– Чтобы ты умер, если я вру, – поклялся Ислам.
– Нет, такая клятва не годится, соврал, лучше скажи.
– Ну соврал, – не стал упираться Ислам.
– Один-один, – сказал Гара и выставил ладонь. Ислам хлопнул по ней.
– Дай сигарету, – попросил Гара. Ислам вытащил пачку «Столичных», дал другу и сам закурил.
Некоторое время дымили молча. Докурив сигарету, Гара щелчком пульнул окурок в воздух, красный уголек прочертил красивую траекторию и упал, взорвавшись красными искрами.
– Ладно, – сказал он, – вечер прошел впустую, пошел я спать, поезд уже идет, одиннадцать часов.
В воздухе в самом деле послышался нарастающий звук, в котором можно было различить характерный перестук колес на рельсах проходящего поезда.
– Посиди еще, – предложил Ислам, – время детское.
– Тебе хорошо, – сказал Гара, – два шага и дома, а мне еще километр пешкодралом топать. Давай, пока.
– Пока, – Ислам тоже поднялся и стал переминаться, чтобы ускорить ток крови в затекших ногах.
– Пойдем на танцы в пятницу? – спросил Гара.
– Зачем тебе танцы, ты все равно никогда не танцуешь?
– Морду кому-нибудь набьем, в танковый полк молодых лейтенантов понаехало, от солдаток проходу не будет.
Разошлись по домам. Сделав несколько шагов, Ислам услышал за спиной мелодичный свист, Гара исполнял мелодию из популярного в то время индийского фильма «Бобби» с Риши Капуром в главной роли, песни из которого насвистывало полгорода, впрочем, другая половина напевала их про себя.
В пятницу Ислам, вернувшись с работы, надел выходные, темно-серые брюки-клеш, пошитые у местного портного за тридцать два рубля, бежевую нейлоновую рубашку, вычистил туфли и в ожидании Гара присел к маме на скамеечку.
– Куда Иншаалах? – спросила мать.
– Пойду прошвырнусь по Бродвею.
– Где это?
– В нашем случае на площади фонтанов, перед твоей работой, а так в Америке.
– В Африке мы уже были, – многозначительно произнесла мать, – и для Америки у меня еще силы найдутся.