– Дым отечества, – сказал Сенин, – это пройдет, осеннее обострение. Давай в баню сходим, самое лучшее средство от хандры. Попаримся как следует, отстегаю тебя веником, потом выпьем, и твою ностальгию как рукой снимет, а? Вот прям щас и поехали, как раз народу мало, будний день.
– Не поможет, это было бы слишком просто.
– Ну, как знаешь. Тогда я пойду, пожалуй.
– Ну, если ты больше ничего не будешь…
– Да нет, я бы выпил еще, но мне еще в одно место надо. До завтра. Будь здоров.
Сенин попрощался и ушел. Караев, оставшись один, некоторое время сидел, не двигаясь, глядя перед собой невидящим взором, затем протянул руку за бутылкой; наполнил свою рюмку, полюбовался на свету ее содержимым, затем произнес вслух: «Да здравствует КПСС!» И после этого медленно выпил.
В кабинет заглянула секретарша:
– Можно убрать? – спросила она.
– Да, пожалуйста, только чаю мне еще дайте.
Женщина убрала со стола, затем принесла чай. Когда она собралась уходить, Караев остановил ее:
– Я поеду в банк, вызовите мне такси.
– Хорошо, – кивнула секретарша и вышла из кабинета. Но через минуту вновь вернулась, очень взволнованная.
– Только что позвонили с рынка…
– Что на этот раз?
– Там драка, кажется, погром.
– Что же они в разное время налетают, – в сердцах сказал Караев, – то татарва, то половцы. Вызывайте милицию.
Он поднялся и быстро покинул кабинет.
Толпа молодых бритоголовых людей в возрасте от четырнадцати до двадцати лет, вооруженных бейсбольными битами и кусками арматуры, избивала всех подряд, не разбирая торговцев и покупателей, переворачивала прилавки, била стекла ларьков. Один человек с разбитой головой лежал в луже крови. Застигнутые врасплох торговцы разрозненно пытались оказывать им сопротивление, у некоторых в руках уже тускло блестели ножи. Жавшиеся по углам испуганные посетители с изумлением увидели, как на одной из стен возникла свастика. Очертания ее, сначала слабо различимые, становились все ярче, и сама она росла, увеличиваясь в размерах. Появился Караев и, вырвав из рук одного из юнцов дубинку, бросился в гущу схватки.
Сопротивление торговцев усиливалось, и ряды их увеличивались, вскоре перевес оказался на их стороне, и они стали теснить погромщиков. Послышались милицейские свистки, их было много, они звучали в унисон и их трели стали складываться в аккорды «Оды к радости» Бетховена.
Люди стали разбегаться, в том числе и зеваки, потому что омоновцы начали бить и хватать всех подряд, без разбору. Рынок обезлюдел, лишь несколько человек остались лежать на земле. В милицейском автобусе-«воронке», куда затолкали всех арестованных, Караев оказался рядом с пожилым человеком интеллигентного вида, которого тоже задержали в общей кутерьме.