Правила одиночества (Агаев) - страница 246

Лана села за свой стол, в кресло, нажала кнопку на телефоне.

– Какие будут пожелания? – спросила она.

– Выпить надо за встречу, – предложил Виталик.

– Возражений нет, – согласился Ислам.

В дверь заглянула Оксана, приветливо улыбнулась Исламу.

– Принеси нам кофе, ликер, – распорядилась Лана.

– Он пьет текилу, – заявил Виталик.

– Принеси нам текилы, – сказала Лана.

– Текилы нет, кончилась.

– Пошли кого-нибудь – пусть купят.

– Я одна на ресепшен.

– Не надо текилы, – вмешался Ислам, – я с удовольствием выпью ликер.

Все происходящее здорово походило на сон и, чтобы не спугнуть его, Ислам готов был пить все что угодно. Как это бывает во сне, любая мелочь могла помешать развитию событий, разбудить. Но разговор не клеился даже после того, как принесли ликер и мужчины выпили. В прошлой жизни они все знали друг друга, но никогда не бывали вместе.

Виталик вскоре поднялся.

– Ребята, я поехал спать, не хочется с вами расставаться, но времени уже три часа. Ислам, я тебя завтра жду, позвони часов в двенадцать, договоримся. У меня завтра с утра стрелка забита, разборка серьезная. Или я тебе позвоню. Ну, хоп.

Виталик ушел. Ислам остался наедине с Ланой.

– Сказать, чтобы тебе еще принесли выпить? – спросила она.

К своей рюмке она почти не притронулась.

– А ты?

– Я же на работе, извини. Я бы выпила с удовольствием за встречу.

– Тогда и я не буду.

– Ты давно в Москве?

– Лет десять, наверное, будет.

– Один или с семьей? Ваши мужчины любят жен дома оставлять.

– Я не женат.

– Как, до сих пор? Только не вздумай сказать, что ты из-за меня не женился.

Ислам засмеялся.

– БЫЛ бы помоложе, обязательно сказал. Но какое-то время я действительно ждал тебя.

– Как это трогательно, – грустно сказала Лана, – и какая я свинья! Даже не знаю, что сказать в свое оправданье. Ты получил мое письмо, тем летом. Но ты не знаешь, что я написала два письма. Второе перехватила мать – оно было более откровенным. Я как дура оставила его в книжке на столе и пошла на речку. Не думала, что она будет рыться в моих вещах. Ох, и влетело же мне тогда! Я думала, что она меня убьет. Нагнала она на меня страху, поэтому я и не стала искать тебя – такого она мне наговорила про азербайджанских мужиков! И жен своих за людей не считают, не работают! Целый день в чайхане пропадают, а жена – и с детьми, и в огороде. А что я? Маленькая была, к тому же сколько раз видела ваших женщин с огромными тазами на голове… Потом отец получил новое назначение, и мы уехали.

Я вышла замуж за офицера. Он служил в Германии. Потом Шеварднадзе вместе с Горбачевым сдали нас, и мы оказались в России-матушке, жили в казармах, бараках, месяцами воды горячей не видели. Потом началась перестройка, инфляция, нищенское существование, муж запил. Его можно было понять: кадровый военный, майор – и не имеет возможности содержать семью! В Германии мы очень хорошо жили: двойной оклад, один в марках, другой – рублевый в России на книжке. Была приличная сумма, тысяч тридцать, денежные реформы превратили их в труху. Кончилось тем, что я забрала дочь и уехала. Она здесь, в Подольске живет, с мамой.