– Не бойсь! – утешал Никита. – Главное, богу почаще молись… Прощай… да на чугунке-то осторожней…
Раздался звонок, и Агафью втолкнули в вагон. Там шел храп и визг. Вошедшие стали искать мест, но мест не оказывалось. Вошел кондуктор и кое-как распихал новоприбывших по скамейкам. Села и Агафья. Машина тронулась.
– Ох… господи! – крикнула Агафья и стала креститься.
Испуганная, она так всю ночь и не спала. Наутро немного попривыкла. Однако выходить на станциях боялась. “Кто его знает, – думала она, – а как он меня оставит!” Так до самого Петербурга не вставала с места.
– Вы какие будете? – спросил ее сосед-лакей.
Агафья испугалась и крепко к груди прижала пятишницу.
– Деревенски будем!
– Ха-ха-ха… Вы в столицу первый раз, значит?..
– В первой.
– Значит, вы не знаете, как у нас там жить?.. Теперича я служил по местам и могу сказать, нонче оченно трудно, по тому на кого попадешь…
– Это так! – подхватил кто-то.
– И вот что я вам скажу, – продолжал лакей, по-видимому ни к кому не обращаясь, – все зависит от того, как ты себя поведешь… С ними нельзя честью… Служил я у одного чиновника и думал честью – это я только в Питер-то этот самый приехал, и что же, братцы мои, – он мне за честь-то пяти целковых и недодал… Это за честь-то!..
– Ишь ты! – раздалось в вагоне.
– А ежели ты теперича где по благородным домам с карт доходы получаешь да, примерно, с булочной, то жить можно. Только он тебе слово, а ты ему не спущай, чтобы он не полагал!.. Вы в кухарки? – обратился лакей к Агафье.
– Бозныть… Куда бог приведет.
– Бистексу умеете сжарить?
– Ничего, родимый, не умею. А ты скажи мне, дуре, как? – проговорила нерешительно Агафья, боязливо поглядывая на лакея, в котором ее напуганное воображение старалось отыскать мазурика.
– Рассказать толку нет… А это самое узнать можно… Наперед, следственно, вы в судомоечки… Опосля по старанию и в куфарки можно выйтить!
Однако Петербург уже был близко, и в вагоне шли сборы. Стали одевать котомки, собирать узлы. Изредка раздавались восклицания:
– Где тулуп-то… братцы, а тулуп?
– Узел мой!
– Корзинка… Не трожь ты ее… Бога не боишься!
Агафья сидела ни жива ни мертва… Но вот поезд въехал в дебаркадер[1]. В вагоне стало темно. В это время Агафья почувствовала под своими мешками руку и взвизгнула.
– Что вы, – заметил лакей… – Аль испужались столицы? – засмеялся он.
В вагоне раздался хохот.
– Вы теперича куда?.. Как вас звать-то?
– Агафьей.
– Вы, Агафья Ивановна, куда?
– К Никону, тверскому…
В вагоне опять захихикали. Поезд остановился; поднялась возня; всякий торопился выйти, и Агафью забыли.