Хотя обе группы наблюдателей одинаково сосредоточенно разглядывали складчатые драпировки, Старейшинами владело неприятное предчувствие неизбежного расставания с большими суммами денег, в то время как лица солдат выдавали тихую радость скорой встречи с богатством. Не считая этой разницы в ощущениях, можно было смело утверждать, что для обеих групп малейшее шевеление церемониального занавеса сопровождалось одним и тем же призрачным звуком: неземной музыкой россыпей золотых монет достоинством в пять ликторов каждая, мелодией, которая навевала тоску на одну половину аудитории и вызывала сладкие грезы у второй. Между тем глаза отцов города и наемных солдат тоже выказывали сходную тенденцию – когда отрывались от чреватых последствиями складок драпировки, разумеется, – постреливать вверх, на скрытого за стеклом гиганта. Особенно много конфузливо-расчетливых взглядов притягивали к себе длиннющие, опущенные навстречу мольбам просительницы-лилипута усики громадной стрекозы. По всей видимости, собравшиеся вновь задумались, способна ли Богиня думать и чувствовать. Хриплый победный крик раздался из-за Занавеса:
– Ха! Я так и знала! И ты это получишь, Госпожа, жизнью клянусь, получишь! Ха!
Служка переступил с ноги на ногу; смущение на миг сорвало маску ритуальной торжественности с его лица. Наступила почти полная тишина, в которой стали отчетливо слышны доносившиеся из-за Занавеса звуки, похожие на легкий дробный стук и приглушенный писк. Затем Либис воскликнула:
– Ее воля ясна! Ее воля будет исполнена!
Служка со всей учтивостью, которую, по всей видимости, предписывало его положение в момент произнесения данной формулы, развернулся, чтобы раздвинуть занавес перед Оракулом, но не успел он и притронуться к нему, как драпировки разлетелись в разные стороны, одна из них наглым образом обмоталась вокруг его плеч и головы, и Либис вылетела из-за ширмы, сжимая в руках табличку для письма и стило. Злорадно ткнув тупым его концом себя в грудь, она воздела табличку в воздух и потрясла ею перед собравшимися.
– Разве я не предсказывала вам, господа? А? Разве не знала я этого заранее? – Она воткнула стило себе в волосы, где оно тут же бесследно исчезло, и с угрожающей улыбкой похлопала табличкой по освободившейся ладони. – Внимайте, – произнесла она и начала звонким, как песня охотничьего рога, полным драматизма голосом читать:
Убийства древнего зерно, в подземный мрак погружено,
Обильным урожаем проросло на свет —
Так пусть же человек пожнет, что был посеять рад,
Когда, богатства жаждой воспламенено,