«Я дал одну из таблиц в руки Меторо... Он ее вертел и перевертывал, ища начала, и наконец запел написанное. Он пел нижнюю строчку слева направо; дойдя до конца строчки, он запел следующую, уже справа налево; третью строчку опять слева направо, четвертую – справа налево. Так правят волом на пашне. Дойдя до последней верхней строчки одной стороны таблицы, он перешел к ближайшей, т. е. к верхней, строчке обратной стороны и таким же образом спустился со строки на строку...
Я опять отдал табличку Меторо и записывал то, что он говорил, разделяя чертой то, что приходилось на каждый знак; таким образом, каждому написанному знаку соответствовало определенное количество слов. Я искал название такого рода письменности: она называется Бустрофедон (bous – вол, strepho – я поворачиваю), так как строчки начертаны попеременно – то слева направо, то справа налево, подобно следам плуга. Каждый знак более или менее близко изображает предмет, который обозначает. Если бы я дал весь текст, пропетый Меторо, в подстрочном переводе, образы, добавляемые во время пения, дали бы возможность заполнить более 200 страниц...» – так писал один из ученых, Gepana Laussen, о тайне красных таблиц острова Пасхи. Маклай видел эти единственные образцы полинезийской письменности и должен был знать последнего во всем мире человека, умевшего выпевать поэмы, начертанные на гладком дереве.
Прошлое острова Питкэрн волновало Маклая. Когда-то, в конце XVIII века, девять мятежных матросов корабля «Bounty», взяв с собою шесть туземцев и двенадцать таитянских женщин, высадились на пустынном острове Питкэрн. Прошло много лет, и много разных событий произошло на океанском островке. О беглецах уже успели забыть. Но в 1814 году капитан одного из английских кораблей нашел на Питкэрне целую колонию потомков мятежников от браков их с таитянками. Общиной на острове управлял седой первопоселенец Джон Адамс. Все европейцы, посещавшие в XIX веке Питкэрн, в том числе и русские путешественники, – например, Кирилл Хлебников, следовавший из Аляски в Россию, – были поражены нравственной чистотой и физическим здоровьем колонистов Питкэрна. Маленькая община на одиноком острове жила в мире и согласии, молодежь была на редкость сильной и красивой. Количество рождений здесь брало верх над смертностью. Моногенисты учили, что от смешанных браков европейцев с представителями «цветных» племен нельзя ждать здорового поколения, что потомки белых и туземок неминуемо обречены на вымирание. Еще Карл Бэр высмеивал эту «теорию». Пример процветания питкэрновцев показывал, что все зависит от условий, в которые поставлены потомки белых и туземцев. Юноши и девушки росли здесь крепкими духом и телом. Это маленькое государство счастливых и свободных людей было воспето Байроном.